– Еще болит? – спросил он.

Я покачала головой.

– Не очень. – На самом деле больше ныло горло, щеки и ребра. – Ничего страшного. Могло быть и хуже.

– Похоже, что болит. – Его большой палец выписывал медленный круг на внутренней стороне локтя. – Ты так… – Дженсен затих, отпуская мою руку, напоследок пробежавшись по ней пальцами, после чего снова откинулся на спинку дивана. – Знаешь, о чем я думал сегодня?

Проглотив вздох, я снова покачала головой. Его прикосновения порядком взбудоражили меня.

– О чем?

– Когда увидел птицу на столе? – Дженсен отвернулся, и мышца задергалась на его скуле. – Я думал о… я думал о Пенне.

Я дернулась назад, как если бы меня ударили. Я не знала, что сказать. Язык налился свинцом, тугой узел затянулся в животе.

Его взгляд вернулся ко мне.

– Помнишь, как он любил птиц?

Сердце заколотилось, и я не сразу смогла заговорить.

– Да, помню.

– Кардиналы были его любимыми, – тихо сказал парень, пристально глядя на меня. – Еще он любил синешеек, но кардиналы…

Боль пронзила мою грудь, как бывало всякий раз, когда я думала о Пенне, что старалась делать нечасто. Но я невыносимо скучала по нему.

– Ему нравились их хохолки и черные маски. Он говорил, что это придает им задиристый вид.

– Да. – Губы Дженсена слегка изогнулись. – В любом случае, странно, что я об этом подумал?

– Да нет. Я тоже об этом думала, – призналась я, нервно теребя подол своей рубашки. Если на то пошло, меня преследовали эти воспоминания.

– Помню, он…

– Я не хочу говорить о нем, – не выдержав, перебила я. – Извини, но просто не хочу и все.

Дженсен немного помолчал, изучая мое лицо.

– Ладно. Так что насчет уроков? Ты все еще хочешь заниматься?

– А ты?

Он опустил руку, коснувшись пальцами моей руки.

– Меня бы здесь не было, если бы я не хотел.

– Почему? – выпалила я, прежде чем успела себя остановить.

Он склонил голову набок.

– Почему что?

– Почему ты хочешь мне помочь? – спросила я, и вслед за этим вопросом потоком хлынули слова, которые не следовало бы произносить. – Я просто не понимаю. Да, вчера ты сказал, что не испытываешь ко мне ненависти, но мы столько лет не общались, и никто из нас не пытался это изменить, и вот теперь ты здесь, и я… я просто ума не приложу, почему именно сейчас, спустя столько времени, ты снова здесь.

Он потер ладонью гладкую челюсть.

– Ты хочешь знать правду?

– Что? Мисс Рид платит тебе за то, чтобы ты мне помог?

Дженсен посмотрел на меня долгим взглядом.

– Хм. Нет. Это неправда.

– Что ж, и на том спасибо, – пробормотала я, откидываясь на подушки.

– Ладно. Буду с тобой настоящим. – Дженсен подался вперед, и расстояние между нами испарилось, как вода в жаркий летний день. Его лицо оказалось прямо передо мной, на уровне моих глаз, и сердце сделало кульбит. – Я много раз хотел поговорить с тобой. Думал о том, чтобы взять трубку и позвонить тебе. Или проверить, не изменился ли твой адрес электронной почты. И когда я вернулся… всякий раз, проезжая мимо твоего дома, я хотел остановиться и зайти к тебе. Каждый. Божий. Раз.

Теперь мое сердце сделало сальто назад – филигранный прыжок.

– Но я так и не решился. Сам не знаю, почему. – Его глаза потемнели до глубокой синевы, почти цвета кобальта. – Может, потому, что не знал, что сказать. Или, может, это как-то связано с тем, что я знал, что ты встречаешься с Гэвином. Я заходил на твою страничку в Фейсбуке.

Мои глаза расширились. Я же сама пасла его в Фейсбуке. Или, по крайней мере, пыталась. К его страничке требовался приватный доступ, на твитах тоже стояла защита.

– И ты была с ним, когда я вернулся. Это не значит, что мы не могли быть друзьями. Я понимаю. Просто не знаю. Я бы хотел объяснить тебе причину, но не могу. И, извини, я знаю, что это ничего не меняет, но после субботы… – Дженсен на миг закрыл глаза, и я застыла, как замерло все вокруг, кроме моего разбушевавшегося сердца. – После того, что случилось в субботу, мне показалось глупым, что мы по-прежнему не замечаем друг друга, потому что… подумать только, если бы не зажглись те фары? И если бы я в тот самый момент не подходил к своей машине?

Я содрогнулась, зная ответ.

– И когда мисс Рид вызвала меня к себе, она практически вручила мне на блюдечке ключ к возвращению в твою жизнь, я воспользовался этим шансом, и вот я здесь. Потому что мы были… Боже, – печально рассмеялся он. – Мы были лучшими друзьями, Элла, и я все испортил. Я знаю, что это моя вина, но мы же были друзьями, и я хочу, чтобы мы снова ими стали. – Дженсен опустил подбородок, глядя на меня сквозь невозможно длинные ресницы. – И после нашей вчерашней встречи в зале я понял, как сильно скучал по тебе.

Друзья… он хотел, чтобы мы снова стали друзьями, и, хоть я не была уверена в том, что смогу быть просто другом, у меня перехватило дыхание. Но, раз уж он выложил все начистоту, я тоже хотела быть предельно откровенной с ним. Справедливости ради.

– Я… я тоже скучала по тебе. Очень.

Дженсен застыл на мгновение и даже, казалось, перестал дышать, но вдруг улыбнулся – по-настоящему, и эта улыбка, достигшая глаз, превратила его и без того красивое лицо в умопомрачительно красивое.

– Вот и хорошо, – произнес он тихим голосом. – Это начало.

Начало чего?

Вопрос повис в воздухе, когда он наклонился, прижавшись лбом к моему лбу, и это выглядело так не по-дружески, что я онемела. Мои глаза сами собой закрылись, когда его теплое дыхание заплясало на моих губах, и, хотя я знала, что он не станет меня целовать – кто же целует девушку после предложения дружить? – моя фантазия нарисовала именно такую картину. Я почти чувствовала его губы и ощущала мятный привкус его дыхания. Мышцы во всем теле сжались.

– Значит, друзья? – пробормотал он.

Я судорожно вздохнула, когда он еле заметно наклонил голову.

– Друзья.

– Хорошо. – Последовала пауза. – Об уроках самообороны?..

– А что насчет них? – Я хотела, чтобы он прикоснулся ко мне – обнял. Друзья ведь делают это, не так ли? Я имею в виду, по-настоящему близкие друзья. Конечно, а как же иначе?

Словно угадав мои мысли, он подвинулся, и его нога прижалась к моей. Но он не отстранился.

– Меня устроит любое время.

– Меня тоже.

Кончиками пальцев Дженсен прочертил линию моей челюсти, и это тоже был отнюдь не дружеский жест, но я блаженствовала.

– Тогда завтра?