Очень поучительно было ознакомиться с образами, которые придумали себе ребята. У Эйса картинка неземная, космическая. За то короткое время, что я с ним пообщался, я бы так его и описал: Человек из космоса. Он частенько шутил, что прилетел с планеты Джендал. Он постоянно бросался какими-то странными неправильными фразами вроде «один за один я их убить», вообще болтал на придуманных языках, да и просто бормотал ахинею. Иногда его начинало трясти, как в лихорадке, и он спрашивал: «Что произошло — землетрясение?». А мы отвечали: «Нет, это ты сам, у тебя трясучка».

Грим Питера оказался элементарным, причем не абстрактным, а с прямым смыслом. Он считал, что в жизни несколько раз висел на волоске от гибели, и раз он жив — значит у него девять жизней. Ну, как у кошки, понимаете. Вот Человек-Кот ему и подошел. Питер не относился к тем людям, которых вы называете интеллектуалами.

А у Джина идея раскраски была, бесспорно, самой сильной. Симметрия и дьявольщина. Разврат. Что-то от театра кабуки. Убийственный образ, а когда Джин еще язык высовывал, то тут все обретало новый смысл. Демон. А потом мы поняли, что его и мой образы — мой улыбающийся, его злой — на сцене просто идеально дополняют друг друга, как свет и тень.

Единственный критерий того, работают ли наши образы, — насколько нам самим в них комфортно. Образы эти усилили реальные черты наших личностей, в этом смысле они не были просто костюмами. Они — внешнее проявление того, что внутри нас. Это имело смысл. И все мы тем или иным образом помогли друг другу найти этих персонажей.

Мы никогда не садились за стол поразмыслить на тему: почему такой грим. Мы это почему на самом деле и не понимали. Мы просто хотели продвинуться дальше других, стать группой, каких сами никогда не видели. Грим дал нам возможность соединить все качества британских групп — моих кумиров; связный образ, общее чувство, — но при этом персонажи разные.

С этого момента мы стали создавать мир, которым правили, в котором жили. Но поначалу мы, понятно, не находились в центре чего бы то ни было. Не входили в клику нью-йоркских групп. Не были наркоманами. Не тусовались в отеле Chelsea, пытаясь оживить чье-то прошлое. К тому же некоторые из нас могли поддержать хотя бы полуинтеллигентный разговор, что крутым не считалось. Мы были изгоями изгоев. The New York Dolls и другие крутые команды отрывались в клубах с красивыми девушками. У нас не было времени ни на клубы, ни на девушек. Мы все еще были слишком заняты тем, чтобы стать той группой, какой хотели быть.

Как говорится, чтобы узнать, хорош ли пуддинг, надо его попробовать. А мы наш будем жрать как короли.

Мы забукировали еще два концерта, на сей раз в баре под названием Daisy в Амитивилле, Лонг-Айленд. Заведение, в общем, витрина практически, человек сто даже не поместится. И наливали там разбавленное за тридцать пять центов.

Я снова арендовал в Public Service Rentals машину — на сей раз списанный молоковоз. Мы погрузили наше оборудование — под «мы» я тут подразумеваю Джина, Питера и себя, поскольку Эйс, как обычно, отказался помогать, — и отъехали от города примерно миль на двадцать. Персонал там взъерепенился сразу — наверное, по меркам этого пригорода мы выглядели уж слишком странно и женственно. Парень, в тот день назначенный вышибалой, собрался мне навалять. Посему мы закрылись в офисе менеджера, там накладывали грим, а в дверь периодически колотили: «Я вас, суки, поубиваю нах!».

В том, что нам пришлось прятаться в офисе, нашелся свой плюс — там мы могли отвечать на звонки, приходившие на общий номер заведения. Несколько человек позвонили: «А кто сегодня играет?». «KISS играют, обалденная группа, приходите обязательно!»

Когда мы наконец вышли на сцену, то увидели примерно человек тридцать пять. Эйс взглянул в зеркальную стенку бочки Питера на свой грим, который начал осыпаться.

А все-таки публика приняла нас хорошо, вопреки тому, чего мы ожидали после угроз вышибалы, который, кстати, видел нас еще без костюмов и грима. Некоторые, конечно, фыркали, но в основном людям просто было любопытно. Буквально когда мы вышли, они осознали два момента. Первый: мы это всерьез. Второй: это все великолепно. Да, наверное, техникой мы не блистали, но играли по-настоящему собранно и яростно.

Мой грим служил маской, он создавал дистанцию между мной и публикой. Грим меня защищал, что мне было просто необходимо. Все страхи быть осмеянным — хоть из-за моего обычного облика, хоть из-за косметики — исчезли. Грим — мои доспехи. Он меня защищал.

И еще — освобождал.

Есть люди, у которых это все — врожденное. Я не из них, очевидно. Но теперь у меня это было.

И я осуществлял миссию. Наружу вышла личность, которая сидела у меня в голове. Вышел Джимми Свэгерт и Билли Грэм. Вышел евангелист рок-н-ролла. Я воспевал хвалу рок-н-роллу всемогущему и всему тому, чего я жаждал, когда ходил на концерты любимых групп.

Это мое призвание.

Я знал, конечно, что впереди у меня еще очень много работы — быть фронтменом группы уметь надо — но мне удалось завести толпу. Я был способен общаться с аудиторией, получать от нее ответ. Я проповедовал рок-н-ролл.

«Эй! Ну как вы? Все хорошо?»

В следующий вечер пришло больше народу, и мы снова всем крышу снесли.

После второго вечера нам заплатили. Когда мы вычли из этой суммы аренду машины и другие сопутствующие расходы, то получили по 13 долларов на нос. Именно тогда, впервые после концерта, я остался в плюсе. То есть я реально заработал настоящие деньги, играя рок-н-ролл. Чудесное чувство. Которое, похоже, каждый в группе разделял.

После этих концертов мы уже были уверены в наших песнях. Конечно, нам надо было кое-что еще подрихтовать в нашем имидже и сценическом поведении, но с музыкальной точки зрения мы спаялись стремительно, так, что наш концертный сет звучал именно так, как мы хотели. Мы решили, что в качестве следующего шага надо записать демо и показать его рекорд-компаниям.

С нами, мной и Джином, на связи оставался Рон Джонсен из студии Electric Lady. Мы даже для его проектов на студии записывали бэк-вокал, и, поскольку за те сессии нам ничего не заплатили, то мы предложили ему такую схему: «Не плати нам деньгами, а лучше приведи нам Эдди Крамера, чтоб он нам записал демо на Electric Lady».

Эдди Крамер — совершенно легендарный звукорежиссер и продюсер. Он работал с Kinks, Small Faces, Джими Хендриксом и Led Zeppelin. Мы видели его в студии, и он нас поразил. Удивительный человек. Порой он гулял по студии в плаще-накидке и с тростью. Вызывал и страх, и восхищение.

Рон все это дело нам устроил. Ну, типа устроил. Эдди наблюдал за сессиями, но саму запись осуществлял Дейв Уитмен. Мы записали демоверсии песен «Black Diamond», «Strutter», «Deuce» и «Watchin’ You». А еще одна записанная нами тогда демка — «Cold Gin», песня Эйса, которую он нам предложил, и которую мы с Джином общипали.

Поскольку ни Питер, ни Эйс в плане сочинительства особенных амбиций не выказывали, мы Джином знали, что на нас двоих вся ответственность за песни из репертуара KISS. Я не злился на них за такую ограниченность, но когда Эйс принес скелет песни, я прямо затрясся. В конце концов, мы ж хотели быть как The Beatles — четыре ярких узнаваемых характера. Люди любили The Beatles как группу, но у каждого был свой собственный любимый битл. На каждом битловском альбоме присутствовали одна-две песни Джорджа Харрисона, и даже Ринго иногда пел. Благодаря такому группа — вообще любая группа — становится более интересной. К концу работы Питер спел мою песню «Black Diamond». Мы еще хотели, чтобы «Cold Gin» спел сам Эйс, но он отказался.