— У тебя обесточие, — ответил он.

— Не поворачивайся, — гаркнула она, точнее попыталась, но получилось слабо.

— Я и не собирался.

Рюга неуклюже натянула штаны торчащей парой пальцев и шатаясь подошла к нему. Фин организовал целую плантацию разломанных надвое костей разодранного зверя.

— Что ты тут устроил? Мерзость…

— У нас не так много еды, этот кости кута, его загнали гиены, обглодали конечно же, но что-то я смог выкрасть.

— Печально, старикан любил этого ушастого…

— Это не Таршин, второй.

— И ты будешь это есть? — морща нос спросила девушка.

— Мы будем это есть, — сказал Фин, глянув на нее отцовским взглядом. Он был ниже, но смотрел свысока.

— А… ага.

— У нас воды на неделю и еды на две, — сказал он, указывая на кучку красиво разложенных припасов под навесом, возле палатки, — костный мозг будет полезен для тебя сейчас. Как твои руки?

Рюга чувствовала тупую боль по всему телу и еще не фокусировалась на переломах, кисть ныла, хотя голова болела больше. Девушка попыталась осмотреть руку пристальным взглядом, но не вышло. Она просто дернула плечами.

— Ты мало пила пока спала, держи, только понемногу, эта фляга на сегодня последняя.

Рюга взяла кожаную грушу и отпила как сказал Фин, хотя она бы с радостью выпила все, еще бы и съела саму флягу в придачу.

— Погоди-ка, два дня? — У нее в воспоминаниях промелькал ряд кадров, где ее поили, кормили, и не только… — Скажи-ка, Фин…

Она наклонилась к нему и вплавилась ястребиным взглядом. Финланд не сразу понял в чем дело, но сообразив, холодно ответил.

— Ты болела, я ухаживал за тобой, и только, — невозмутимо заявил он.

Рюга все смотрела на него серыми глазами, дух настолько перестал вырабатываться, что в них не было даже легкой розовинки. Затем гон оглядела парня, весь в грязи изодранный и обгоревший, на вид подросток… — «да уж досталось ему,» — подумала она и выдохнула.

Девушка обошла периметр скалы, она увидела внизу стаю гиен, по-прежнему не сдавшихся.

— Чего им надо? ОГО, ТЫ ЗАВАЛИЛ ЕГО! — восторженно крикнула она, но тут же почувствовала, что мозг от боли делится на две подсушенные дольки. — Как ты смог?

— Повезло, — сказал Фин и протянул Рюге толстую расколотую косточку кута. В ней поблескивала коричневая кашица, — это вкуснее, чем кажется, лучше съесть, пока не высохла.

«Повезло, говоришь…» — Рюга изучала его взглядом и быстро сложила все вместе, — «На вид все тот же задохлик, но смог убить врага, с которым я не справилась, и припасы добыл… и есть готов, что придётся. Даже меня выходил. Не бросил и не запаниковал… Значит, недооценила?»

Рюга снова начала снимать руку с повязки на шее, но Фин остановил ее.

— Не напрягай без надобности эту руку, твои безымянный и средний пальцы раздроблены, если трещины разойдутся, ты уже не сможешь их собрать.

— И долго так будет? — спросила Рюга и начала губами и языком захватывать жирные куски с кости.

— Обычно, обесточие длится месяц.

— Чефо, а раньфе никфак! — Гон полезла за второй порцией, — Вкусно!

— Не знаю, я думал о твоем духе, нам повезло уже потому, что ты смогла держать его день, твои руки хорошо заживают, главное, не тревожить их хотя бы месяц.

— И чего делать будем? — она поглядела вниз, где две гиены начали обнюхивать вожака, сегодня никто из них не отправился на вылазку. — Эти вон, уходить и не думают.

— Пока что мы будем тут, нельзя рисковать, у нас есть припасы на две недели, нужно подождать, пока ты окрепнешь, — с потухшим взглядом сказал он.

Рюга доела очередную порцию и сонно закачалась, Фин подпер ее и помог добраться до палатки, его спина трещала после вчерашней авантюры.

— Со мной, т-такого никогда н-небыло — бормотала она в полудреме.

— Это нормально — сказал он. — «пока что симптомы хорошие, через два дня она сможет ходить и нормально есть,» — Фин посмотрел в небо, — «А вот это мне не дает покоя…» — подумал он, глядя на костяную голову облачной рыбы в небе.

Через три дня на рассвете Фин вылез из палатки. Рюга храпела, а он привык спать один, да и палаточные валики хоть и смягчали сон, все же голый камень напоминал о себе. Усталость и куча мелких ссадин понемногу сходили, однако безысходность и тоска сводили сума.

Гон часто будила его, еще она иногда начинала пинаться посреди ночи, или тыкать острыми локтями и таранила коленями, заталкивая Финланда в край и без того тесной палатки.

Помочившись с уступа, он заметил, что сверху на скале кто-то топчется. Знакомое блеяние кута, — «Таршин!» — подумал они и, застегиваясь, побежал на другой конец платформы.

Это и вправду был он, на соседней скале в тридцати метрах кут стоял и глядел на него с недоумением, — «Бедняга, как он вообще туда забрался?»

Рюга спала сутки напролет еще неделю. Вязкие сны заполняли разум гона, это было состояние между сном и бодрствованием в котором нормой казался даже самый откровенный бред.

Фин перестал перекладывать Рюгу, как только заметил, что она уже сама меняет позу, когда затекает тело. Также девушке хватало сил просить воду, и ходить в туалет. Иногда, накоротко гон садилась рядом, они болтали об Империи и Холмах Мастеров, но это были довольно пресные разговоры на минуту-другую.

Таршина не получилось спустить, но он ждал, иногда уходил куда-то. Фин решил, что у него есть доступ к воде, так как он не выглядел истощенным.

Очередной ночью Фин набрал хвороста из высохших кустов и деревьев, проросших в скале, и позвал Рюгу на ужин. Он видел духовым взглядом, что гон не спит.

— Иду-у-у — протянула она не в силах больше валяться без дела, в тело понемногу возвращалась жизнь, но настроение все еще было ни к черту.

Лениво потягиваясь, девушка вяло брела к нему. Подальше от разодранных трупов Фин сделал небольшой костерок, на который положил железную пластину с красивыми узорами по краю. Так он жарил подсохшее мясо, которое смог стащить днем из-под носа Клычка. Когда гиена обнаружила это, завыла, как щенок и носилась по округе в поисках добычи которая уже вялилась этажом выше.

Михиль с высунутым языком, как знаменосец наматывал круги под ногами.

— Я плохо готовлю, — сказал Фин, переворачивая очередной кусок.

— Да ладно, что тут можно испортить… — сказала Рюга и вспомнила свои кулинарные похождения, она готовила так плохо, что в родных краях товарищи боялись даже ее присутствия на кухне.

Сев на красную подушку, девушка взяла кусочек,