- Наконец-то ты понял, что я имела в виду! - щеки девушки пылали от гнева, а глаза блестели. Оскару еще не доводилось видеть ее в такой ярости. - Кем же надо быть, чтобы жить среди всего этого, когда у подножия этого холма толпами бродят полуголодные и нищие горожане! Хотелось бы мне высказать этому вельможе все, что я о нем думаю!

- Не вздумай! - прошептал Гумбольдт, слышавший их разговор. - Держите себя в руках и прекратите болтовню, вы просто не представляете, с кем имеете дело!

Альфонсо, который торопливо шагал в нескольких метрах впереди, остановился, торжественно отворил дверь, ведущую в кабинет губернатора, и сделал приглашающий жест:

- Вас ждут, господа!

Кабинет представлял собой зал таких размеров, что в нем вполне можно было бы устраивать балы. У окна в дальнем конце кабинета спиной к ним стоял приземистый тучный человек, глядя в сад.

- Ваше превосходительство, наши гости прибыли, - воскликнул Альфонсо. - Дамы и господа - сеньор Альварес!

Губернатор обернулся и обвел вошедших быстрым и острым взглядом. Затем знаком дал Альфонсо понять, что больше не нуждается в его услугах, и размеренным шагом двинулся навстречу гостям. Слуга поклонился и покинул кабинет, затворив за собой двери.

- Прошу вас, проходите поближе!

Оскар заметил, что под мышкой у губернатора зажат короткий хлыст.

- Великая честь для меня - принимать в этой скромной обители потомка великого Александра фон Гумбольдта! - воскликнул сеньор Альварес.

- Не меньшая честь и для меня - пользоваться вашим гостеприимством, сеньор Альварес, - дипломатично ответил ученый.

- Приятным ли было ваше путешествие? О, вы непременно должны рассказать мне о Берлине! - коротким движением губернатор откинул со лба прядь волос. - Несколько лет назад я имел счастье побывать в этом великолепном городе. Он произвел на меня неизгладимое впечатление! Но прежде я просил бы вас представить мне вашу свиту, сеньор Гумбольдт!

Голос этого человека жужжал, как муха, угодившая в блюдце с медом. Рассыпаясь в комплиментах, он покрыл руки дам поцелуями, и этот вполне обычный ритуал выглядел в его исполнении чуть ли не гротескно.

Тем временем Оскар внимательно присматривался к тому, кто олицетворял высшую власть государства в городе Камана и всей обширной провинции.

Ростом сеньор Альварес был немногим выше полутора метра и при этом поразительно толст. Его грузность подчеркивал очень узкий черный костюм, в который губернатору неизвестно каким образом удалось втиснуться. Усилия для этого, наверняка, потребовались немалые: выше воротника на его шее бугрились мощные жировые складки, а пуговицы жилета грозили в любую минуту с треском отскочить. Волосы этого господина были пропитаны потом и ароматическим маслом и вдобавок завиты. Что касается лица, то, если бы не черная окладистая борода, сеньора Альвареса можно было бы счесть сильно располневшим братом-близнецом императора Наполеона Бонапарта.

Запыхавшись, Альварес наконец-то покончил с приветствиями и хлопнул в ладоши. Мгновенно, словно из воздуха, возник слуга - человек неопределенного возраста с типичными чертами индейца и крохотными глазами, горящими из-под низко опущенных бровей, словно угольки.

- Могу я предложить вам что-нибудь прохладительное? - обратился губернатор к гостям. - Родниковая вода, фруктовый сок, охлажденное вино? Хочу отметить, что вино у меня чрезвычайно изысканное, а мои виноградники славятся на всю страну.

Гумбольдт и Элиза решили отведать вина, а Оскар и Шарлотта ограничились соком. Слуга, поклонившись, исчез так же моментально, как и появился.

- Ваш слуга понимает по-немецки? - удивился Оскар.

- Всего несколько слов, - ответил сеньор Альварес. - Со времен экспедиции Александра фон Гумбольдта Перу поддерживает самые дружественные отношения с вашей страной. Владеть немецким в нашем высшем обществе считается хорошим тоном, и слуги волей-неволей кое-что запоминают. Но вы и представить не можете, какой адский труд - выдрессировать этих индейских негодяев и привить им хорошие манеры! Стоит только отвернуться на минуту, и они тут же все забывают! Это похоже на борьбу с ветряными мельницами.

- Сервантес, - пробормотал Оскар.

Сеньор Альварес неподдельно удивился.

- Ты читал «Дон Кихота Ламанчского»?

- Это одна из моих любимых книг, - ответил Оскар, нисколько не покривив душой. Ему нравилась эта история про сумасшедшего идальго, последнего рыцаря, странствовавшего по Испании и готового ринуться навстречу любой опасности, пусть она даже воображаемая.

- Я поражен, сеньор Гумбольдт, начитанностью вашего слуги, - воскликнул губернатор. - Должен признаться, я даже немного завидую вам. Не хотите ли вы его продать?

- О, нет, - рассмеялся ученый. - В его услугах я сам постоянно нуждаюсь.

- Очень, очень жаль.

Снова возник индеец - на сей раз с подносом. Поставив его на стол, он принялся наполнять бокалы, бросая при этом странные взгляды на гостей своего господина. Когда пришел черед бокала Гумбольдта, слуга замешкался и пролил несколько капель густого красного вина, немедленно получив за свою оплошность удар хлыстом.

- Нерасторопный болван! - прорычал сеньор Альварес по-немецки, а затем продолжил, уже на испанском: - Ты не способен даже на такую мелочь, как налить вина гостям! Немедленно прибери на столе и проваливай!

- Слушаюсь.

Снова просвистел хлыст.

- Как я велел тебе называть меня?

- Сеньор.

- Запомни это, и попробуй хотя бы еще раз ошибиться!

- Исполню, сеньор.

Оскар напрягся и так крепко сжал кулаки под столом, что ногти впились в ладони. Он ненавидел, когда сильные издевались над слабыми, тем более, что ему самому не раз довелось испытать это на себе. И хотя Альварес физически наверняка уступал индейцу, он обладал властью и пользовался ею безраздельно.

Внезапно он почувствовал ладонь Гумбольдта на своем плече.

Ученый выразительно взглянул на него, а уже в следующую секунду обернулся к Альваресу.

- Полно вам, господин губернатор, - проговорил он. - В конце концов, ничего страшного не произошло. Он всего лишь отвлекся, разглядывая нас. Ведь не каждый день вашу резиденцию посещают гости из Европы!

Альварес пыхтел и метал громы и молнии. Затем принялся жаловаться:

- Вы просто понятия не имеете, сеньор Гумбольдт, что мне приходится выносить! В нашей стране днем с огнем не найти толковой и честной прислуги. Эти индейцы - у них в крови коварство и измена, буквально ни на кого невозможно положиться, и я… - он неожиданно оборвал фразу.

Индеец поклонился, отступил назад и застыл в ожидании приказаний господина. Был ли он признателен Гумбольдту за то, что он за него вступился? Неизвестно. По его глазам ничего невозможно было прочесть.