Лаутербах сел на кровать, сбросил туфли и откинулся на спину. В его сознание ринулся поток непрошеных картин и образов. Как же это могло случиться, что одно-единственное неверное, хотя и малозначимое решение привело к таким катастрофическим последствиям? Он закрыл глаза. На него вдруг навалилась усталость. Мысли незаметно расплылись, ушли какими-то извилистыми тропинками в мир смутных грез и воспоминаний. Белая как снег, румяная как кровь, с черными как смоль кудрями…

— Это скелет девушки. Возраст на момент смерти — от пятнадцати до восемнадцати лет.

Доктор Хеннинг Кирххоф торопился. Он боялся опоздать на самолет в Лондон, где его ждали английские коллеги в связи с каким-то расследуемым делом. Боденштайн сидел на стуле перед письменным столом и слушал Кирххофа, который, не прерывая своих ученых рассуждений о сросшихся черепных швах, о частично сросшихся костях таза и других показателях возраста, складывал нужные бумаги в чемодан.

— Сколько времени она пролежала в баке? — не выдержав, перебил его Боденштайн.

— От десяти до пятнадцати лет.

Кирххоф подошел к световой панели и постучал пальцем по закрепленному на ней рентгеновскому снимку:

— У нее был перелом плеча, между локтем и плечевым суставом. Здесь отчетливо видна фрактура.

Боденштайн уставился на снимок. Кости белели на черном фоне.

— Ах да, что еще интересно…

Кирххоф был не из тех людей, которые торопятся поскорее выложить все, что знают. Даже опаздывая на самолет, он не мог отказать себе в удовольствии усилить драматический эффект своего сообщения. Отобрав несколько рентгенограмм, он поочередно просмотрел их на просвет и повесил рядом со снимком руки.

— Ей удалили первые верхние премоляры. Вероятно, потому, что у нее была слишком узкая челюсть.

— И что это означает?

— Что мы избавили ваших людей от лишней работы. — Кирххоф, подняв брови, посмотрел на Боденштайна. — Проверив зубную схему по электронной картотеке пропавших без вести, мы получили положительный результат. Заявление о пропаже девушки поступило в 1997 году. Мы сравнили нашу рентгенограмму с ее прижизненными снимками — и вот пожалуйста… — Он прикрепил на световую панель еще один снимок. — Вот этот перелом, когда он еще был свежим.

Боденштайн терпеливо слушал, хотя уже догадывался, кого именно откопали рабочие на старом аэродроме. Остерманн составил список девушек и молодых женщин, пропавших за последние пятнадцать лет. Первыми в нем стояли имена девушек, которых убил Тобиас Сарториус.

— Поскольку никакой другой органической субстанцией мы не располагаем, — продолжал Кирххоф, — секвестирование было невозможно, но нам удалось выделить митохондриальную ДНК, и мы получили еще один положительный результат. Скелет, обнаруженный в топливном баке, принадлежит не кому иному, как…

Он умолк, обошел вокруг стола и принялся копаться в одной из своих многочисленных бумажных гор.

— …Лауре Вагнер или Штефани Шнеебергер, — закончил за него Боденштайн.

Кирххоф поднял голову и кисло улыбнулся:

— Боденштайн, у вас нет ни капли совести! И за то, что вы в своем нетерпении пытались отравить мне эту маленькую радость, разрушив весь драматизм ситуации, мне следовало бы помучить вас неизвестностью до моего возвращения из Лондона. Но так и быть, если вы проявите любезность и довезете меня до ближайшей станции метро, чтобы мне не тащиться туда под этим мерзопакостным дождем, я по дороге сообщу вам, кто именно из двух барышень был найден в топливном баке…

* * *

Пия сидела за рабочим столом и размышляла. Вчера она допоздна изучала материалы дела Сарториуса и обнаружила некоторые нестыковки. Факты были ясны, доказательства вины на первый взгляд вполне однозначны. Но только на первый взгляд. Уже при чтении протоколов допросов у Пии возникли вопросы, ответов на которые она так и не нашла. Тобиасу Сарториусу было двадцать лет, когда за убийство семнадцатилетних Штефани Шнеебергер и Лауры Вагнер он был приговорен к высшей мере, предусмотренной уголовным правом по делам несовершеннолетних. Сосед видел, как поздним вечером шестого сентября 1997 года девушки вошли в дом семьи Сарториус с интервалом в несколько минут. Даже с улицы можно было слышать громкую ссору, возникшую между Тобиасом и его бывшей подружкой Лаурой Вагнер. До этого все трое были на деревенском празднике и по показаниям свидетелей выпили изрядное количество спиртного. Суд признал, что Тобиас в состоянии аффекта автомобильным домкратом убил сначала свою подругу Штефани Шнеебергер, а затем, чтобы устранить свидетельницу, и свою бывшую подругу Лауру Вагнер. Судя по многочисленным следам крови Лауры, найденным в доме Сарториусов, на одежде Тобиаса и в багажнике его автомобиля, убийство было совершено с особой жестокостью. Таким образом, признаки преднамеренного убийства — жестокость и стремление скрыть преступление — налицо. Во время обыска были обнаружены рюкзак Штефани (в комнате Тобиаса), цепочка Лауры (в кухне под раковиной) и орудие убийства, домкрат (за коровником, в навозной яме). Мнение защиты, что Штефани могла забыть свой рюкзак в комнате Тобиаса после ссоры, было отвергнуто судом как неубедительное. Свидетели видели, как позже, в начале двенадцатого ночи, Тобиас выезжал из Альтенхайна на машине. Однако его друзья Йорг Рихтер и Феликс Питч утверждали, что без четверти двенадцать разговаривали с ним около его дома! Что он был весь в крови и отказался пойти с ними караулить[13]Кирмес.

Об эти несоответствия Пия и споткнулась. Суд исходил из того, что Тобиас вывез оба трупа в багажнике своей машины. Но что он мог успеть за каких-то сорок пять минут? Пия сделала глоток кофе и, подперев подбородок ладонью, задумалась. Коллеги тогда хорошо поработали, опросили почти каждого жителя Альтенхайна. И все же ее не покидало чувство, что они что-то упустили.

Открылась дверь, и на пороге показался Хассе, бледный, с красным, воспаленным носом, натертым носовыми платками.

— Ну что, как твой насморк?

Вместо ответа Хассе дважды чихнул, хлюпнул носом и пожал плечами.

— Да езжай ты домой, Андреас! — Пия укоризненно покачала головой. — Ложись в постель и лечись. Здесь все равно пока нечего делать.

— Ну как успехи? — Он угрюмо кивнул в сторону груды папок на полу рядом со столом. — Нашла что-нибудь?

Она удивилась его внезапному интересу, но тут же подумала, что он, скорее всего, просто боится, что она попросит его помочь.

— Да как тебе сказать… На первый взгляд все вроде бы сделано правильно. Но что-то тут не так. Кто тогда вел следствие?