чтобы не потерять опору, а ножкой нащупывая ступеньку перед собой — мало ли кто чего по дурости оставить мог. Прошлый раз, вон, какой-то чудодей ведро забыл, эх и летела тогда она! Хорошо хоть каким-то чудом зацепилась за факельное кольцо в стене. А ведро еще долго громыхало, покуда не разбилось где-то в самом низу.

Пока целительница вспоминала злосчастное ведро и ждала, когда глаза, наконец-то, обвыкнутся в темноте, ее выставленная вперед ладонь наткнулась на неожиданную преграду. Девушка пискнула, едва не потеряла равновесие, но тут же две сильных руки стиснули стан, удержали на месте.

— Спасибо, что в глаз не ткнула, — отозвалась темнота мужским голосом, и у Айлиши обмерло сердце.

Ихтор! Обезображенный целитель, который расспрашивал их с Лесаной по приезде в Цитадель! Век бы его не видать. И ведь не встречались все эти месяцы почти, а тут — на тебе! — угораздило.

— Ой, — девушка испуганно отдернула руку, — прости…

Но мужчина, вопреки чаяниям, ее не отпустил.

— Прощаю, — усмехнулся он. — Куда торопишься, что и светец не взяла?

— Забыла, — прошептала несчастная, проговаривая про себя обережную молитву.

Она и вправду постоянно забывала светец. Ленилась разжигать его, а потом нести с собой. Факелы же в башне летом не жгли, а узких окон на лестнице было всего два и те — наверху.

— А дрожишь чего? — поинтересовался обережник.

Выученицу бросило в жар. Глаза, наконец-то, пообвыклись с темнотой, которая теперь сделалась всего лишь серым полумраком. И в этом полумраке обезображенное лицо собеседника казалось уродливой личиной.

— Замерзла, — девушка уставилась в пол, про себя моля Хранителей, чтобы этот Встрешник ее, наконец, отпустил.

Впусте! Крефф схватил послушницу за подбородок, вынуждая смотреть на себя.

— Кровь первая упала у тебя? — спросил он, сверля девушку пронзительным взглядом единственного глаза.

Айлиша порадовалась, что полумрак скрывает ее запылавшие щеки. Мужчина стоял лишь на пару ступенек ниже, в росте они сейчас были равны, и его обезображенное лицо оказалось так близко, что хотелось зажмуриться от отвращения.

Сердце колотилось бешено! Почему он ее не отпускает?

Целитель смотрел задумчиво и не спешил убирать руку от лица лекарки. Выученица шумно сглотнула, надеясь, что крефф не заметит ее смятения. Ихтор же думал о чем-то своем. Вот медленно провел по нижней губе девушки большим пальцем:

— Что молчишь? Боишься меня что ли?

От его спокойного ровного голоса, а самое главное — от страха перед прямым вопросом, на который следовало дать ответ, у юной целительницы подкосились ноги.

— Не было у меня еще красок, — выдохнула она. — И не боюсь я, просто… просто… спешу. Крефф ждет.

Ее брови изломились, а в носу защипало, потому что к горлу подступили слезы. Сейчас догадается, что наглячка врет, и прикажет выпороть…

Однако Ихтор улыбнулся с какой-то неуловимой грустью и одновременно насмешкой над самим собой и сказал негромко:

— Ну, беги, раз ждет. Только под ноги гляди, а то мало ли, кого еще нащупаешь по дороге.

Пользуясь дозволением, Айлиша, не чуя под собой ног, припустила вниз — только ее и видели.

А если бы у глупой перепуганной девки в этот миг хватило умишка оглянуться назад, то даже в полумраке она увидела бы, с какой затаенной нежностью смотрел крефф ей в след, проводя пальцем теперь уже по своим губам, словно завершая поцелуй, который между ним и юной выученицей так и не случился.

* * *

Захлопнув за собой дверь в коморку, девушка без сил привалилась спиной к тяжелой створке. Уняв бешено колотящееся сердце, она упала на колени рядом с сундуком и рывком подняла крышку. Весь нехитрый скарб полетел на пол. Найдя, наконец, утирочную холстину, Айлиша побежала в мыльню. Там долго с остервенением терлась лыковым мочалом, пытаясь отскоблить с нежной кожи невидимую, но столь остро осязаемую грязь, оставшуюся от прикосновений одноглазого мучителя. Тело горело, но все равно казалось липким, измаранным, сколько не переводи на него мыльного корня да горячей воды. Стоя в клубах пара, девушка и не заметила, как в мыльню заглянула Нурлиса.

— Ты чего это, дурища, удумала — посередь дня в лоханке плескаться? — сварливая бабка, глядела сурово.

— Запачкалась, — неловко прикрываясь растрепанным лыком, прошептала лекарка.

— Кто ж тебя запачкал-то? — пробубнила старуха и, не обращая внимания на купальщицу, принялась наводить в мыльне порядок — выстраивать в стопки лохани, возить мокрой тряпкой по осклизлым полкам.

— Никто, — упрямо вздернула подбородок выученица.

— Мне-то не ври, по глазам вижу, что обидели. Давай говори, кто облапил, не то Майрико приведу, чтобы видела, как ты от урока отлыниваешь.

— Урок я весь справила. Зови, ежели хочешь, — упрямо ответила Айлиша и отвернулась от назойливой карги.

— Ссильничали? — старая ведьма развернула ее к себе и быстро предположила: — Али дите прижила?

— Ты что мелешь-то! Хранителей побойся! — вырвалась девка. — Всего-то про женское спросил. Только он мне и даром не нужен!

— Кто спросил? — Айлиша спиной чувствовала пристальный взгляд жадной до сплетен бабки. Вот только не заметила, как старая сжала кулаки, а желтые ногти впились в морщинистые ладони.

— Целитель. Ихтор.

Нурлиса облегченно выдохнула и напустилась на выученицу:

— Дура, как есть дура! Хороший мужик он, что ж ты, коза безрогая, морду воротишь? А?

— Не нужен он мне — старый да страшный! — топнула босой ногой девушка.

Ну не говорить же этой желчной Нурлисе, что сердце давно занято и живет в нем другой, тот, кто давно поселился в беспокойных снах, тот, кто кажется лучшим на свете… Вот только признаться в этом не то что ворчливой бабке страшно, но и самой себе.

— Вот и хватит тут воду лить! Развела лужи. И сама вся уже опухла. Жабры того гляди вырастут или икру метать начнешь. Иди отсюда подобру, — недовольно забубнила старуха и с удвоенной яростью загромыхала лоханками.

Так и пришлось Айлише торопливо покидать мыльню и хорониться в ученическом покойчике, куда Нурлиса попасть не могла.

Раздирая кудрявые волосы щербатым гребешком, девушка думала о том, что за минувший год так и не обвыклась в Цитадели. Она