– Ну давай, расскажи о себе, – сказала она.

– Да нечего особенно рассказывать.

Сощурившись, она изучающе всматривалась ему в лицо.

– Всем есть о чем поведать.

– У меня нет ничего такого, чем хотелось бы поделиться.

– Ну ладно, тогда расскажи что хочешь.

Он неуверенно сморщил лоб, словно не знал, о чем говорить, но глаза его вдруг сверкнули.

– Могу рассказать, что когда-то я был журналистом.

– Надо же, и я тоже.

– Выходит, мы с тобой одного поля ягоды.

– Похоже. Ты сам-то уверен, что ты с того же поля?

– Было бы интересно выяснить… как думаешь?

Ответ вызвал у нее улыбку, его негромкий вкрадчивый голос завораживал, словно насылал на нее волшебные чары. И ей это очень нравилось.

– Некоторое время я работал в «Назионе»[13], – добавил он. – Это ежедневная газета, выходила в Тоскане. Пришли немцы, и это стало невозможно. Им нужны были только такие материалы, где осуждалась антифашистская коалиция.

Какое-то время они попивали винцо молча, потом он приподнял ее подбородок и поцеловал в губы. Поцелуй оказался горячий, у нее перехватило дыхание, и она всем существом откликнулась на его страсть. Максин не сделала ни единой попытки скрыть растущее желание, напротив, рука ее скользнула к его поясу, расстегнула его и нащупала твердую плоть. Она уже знала, что близость с мужчиной – прекрасный способ противостоять ужасам войны, но прежде не могла в полной мере оценить, как сильно сама в этом нуждалась.

Он снова поцеловал ее, и они повалились на матрас, срывая друг с друга одежду. Теперь все слова стали лишними, и они полностью отдались горячей работе любви.

Большинство мужчин не верят в то, что на свете есть женщины, которые даже предпочитают подобного рода совокупление. Никаких цветочков, никаких обещаний вечной любви. Только плотское, животное, примитивное соитие. Слияние обнаженных тел, кожа к коже, плоть к плоти. К мужчинам, которые излишне озабочены девственностью своей избранницы, Максин совсем не влекло. Нет-нет. Гораздо лучше вот это. Никто не расстроится, ничье сердце не будет разбито. Никто не станет требовать от тебя верности до гроба, никто не станет этого обещать.

Потом, когда все кончилось, она лежала рядом с ним, наблюдая, как меркнет свет и одновременно меняется атмосфера в этой маленькой комнатушке. Потом погладила его светящуюся кожу. Отсветы пламени продолжали красивый танец на стенах. Они придвинулись поближе друг к другу, и Максин охватило чувство уюта. Интересно, как все это было, когда здесь жило какое-то семейство? Она представила себе мужа и жену с тремя или четырьмя ребятишками, которые помогали ухаживать за домашними животными, мать готовила им вкусные блюда из своего, домашнего тушеного мяса, а отец работал в поле. Она спросила у Марко, кто здесь жил раньше, и тот ответил, что в округе много таких заброшенных ферм, обитатели которых отказались бороться за хлеб насущный, обрабатывая землю. И она поняла, что ее представление о том, как некогда жила здесь какая-то семья, оказалось нелепой фантазией. Студеными, злыми зимами жить здесь было нелегко и одиноко, особенно если нечего есть.

– Так, теперь мне нужно поспать, – грубовато сказал он и натянул на обоих одеяло. – Ночью нам предстоит работенка.

– Что за работенка?

– Много будешь знать…

– Не болтай чепухи! Я должна все знать. Затем сюда и приехала. Я же тебе говорила.

Он приподнялся, оперся на локоть и, почесывая подбородок, заглянул ей в глаза:

– Хочешь пойти со мной? Понимаю. Но зачем? Зачем вообще ты вызвалась нам помогать? Ты, красивая американская девчонка? Что тебе до нашей войны?

– Ты был бы прав, если бы мои родители не происходили из Италии. Я должна понимать, чем ты занимаешься, и мне нужно знать, где скрываются партизаны.

– Проще простого. Мы создаем для немцев проблемы. Стараемся, как только можем, деморализовать их, лишить боевого духа. Сбивать с них спесь, понимаешь? Самая большая часть наших скрывается в лесах на горе Амиата. Их там сотни.

– А здесь?

– В лесах вокруг городов. Здесь их не так много, попадается всякий сброд, но мы стараемся сделать из них людей.

Максин заглянула ему в глаза:

– И что, ты не позволишь мне пойти с тобой?

– Пока ты будешь для нас только обузой. Ты даже сюда еле дошла, – проговорил он и покачал головой. – Нет, вряд ли получится.

– Я же говорила, британцам не из кого выбирать. Если возьмешь меня с собой, я смогу запросить у них больше поддержки.

– Поддержка нам точно не помешает. Нас, конечно, поддерживают местные крестьяне, и то хорошо. Надоело отдавать немцам свой урожай. Но взять тебя с собой? Нет.

– Я привыкла к опасности.

– Нет, – повторил он. – А теперь дай мне поспать.

– Откуда ты родом?

Он преувеличенно громко застонал, но ничего не ответил.

– Ладно, не хочешь говорить, тогда хоть скажи, сколько тебе лет.

Он повернулся к ней спиной.

Ей все-таки удалось в конце концов забыться беспокойным сном, но ненадолго: еще не вполне проснувшись, она услышала, что Марко стонет. Она коснулась его голого плеча и поняла, что он стонет во сне, и тогда всем телом прижалась к нему и снова заснула.

Ее разбудили доносящиеся из кухни хриплые мужские голоса. Марко сел на матрасе, словно собрался то ли бежать, то ли драться, но быстро понял, в чем дело, расслабился и закурил.

– Это наши, – сказал он.

Максин вцепилась ему в руку.

– Если не разрешишь мне пойти с вами, пойду за вами сама, – прошептала она.

– Ты что, дура? Либо остаешься здесь, либо шагай в город. В следующий раз, может, возьму.

– Отлично, – кивнула она. – Если это твое последнее слово.

Вскоре после того, как Максин вернулась в Кастелло, София попросила ее, чтобы вместе с другими к месту выброски рации взяли и Альдо. Ей хотелось, чтобы Альдо почувствовал, что выполняет важное партизанское задание, и тогда ему не придется убегать из дому. Максин посчитала такую уловку сомнительной: парень может войти во вкус и тогда точно сбежит. Тем не менее три дня спустя и во вторую ночь ожидания он находился с ними. Максин съежилась в густой тени деревьев и не сводила взора с полянки в долине, на которой горел костер. Альдо возбужденно расхаживал взад-вперед, то и дело поглядывая на небо; видно было, что он очень горд тем, что его взяли на такое опасное дело.

Ночь выдалась, слава богу, ясной, хотя столь прекрасная видимость играла на руку и немцам, ведь в чистом небе самолет легче обнаружить и сбить. Но даже если бы с погодой не повезло, летчик все равно постарался бы сбросить груз, который в этом случае, вполне вероятно, застрял бы где-нибудь в ветвях. Словом, все может случиться: или что-то пойдет не так, или самолет собьют.