- Уф, устал! - сказал он, бережно укладывая свой красивый футляр на столик в прихожей. - Сегодня был суматошный день.

- Все как-то стесняюсь спросить, - обрадовался я его визиту, - вы, простите, на чем играете?

- Играю?!- удивился он. - Вы приняли меня за музыканта? Ах, да! Вас сбил с толку этот футляр... Его мне сделали по заказу моей старшей дочери, с которой мы очень дружны, понимаете... Нет, я не музыкант.

Он бережно открыл свой футляр. Внутри все в футляре было отделано зеленым бархатом. Две лакированные ременные застежки крепили очень красивый топор, похожий на тот, которым мясники на базарах разделывают говяжьи туши. Металлическая часть этого рубящего орудия была никелированной, а топорище блестело полировкой под красное дерево. По бархатной отделке вокруг изящного топора были аккуратно размещены кожаные кармашки, как в несессере.

- Эти кармашки очень удобны, - сказал он, ласково дотрагиваясь до них кончиками пальцев. - Тут я держу оселки, - точильный брусок, хирургические ножовочки, щипчики и кусачки. Но этой металлической мелочью я почти не пользуюсь. Потому, что я никогда не допускаю брака в своей работе. Я ударяю только раз, и разруб получается ровным, как круг станины шлифовального станка - ни одной задоринки! За это на работе меня очень ценят...

Мне стало немного жутковато, но любопытство требовало удовлетворения. Тем более, что гость так и не назвал ни профессии своей, ни специальности. Но я все же не решился спрашивать об этом напрямую.

- А как вам платят?

Гость помрачнел, и мне стало неловко за свой вопрос.

- Сейчас - мизер. Раньше и оклад был повыше. Твердый оклад плюс... Как бы это сказать? Ну, дополнительный гонорар за каждую голову. Правда, в ту пору и работы у меня было невпроворот. Сейчас только оклад. А к первомайским праздникам, к седьмому ноября - только премиальные в размере пятидесяти процентов оклада... Маловато, конечно.

- Но все равно, - постарался успокоить я его, - по нынешним временам - это неплохо. Тем более, что к пролетарским праздникам не везде балуют премиальными.

- Оно, конечно, неплохо, - вздохнул он, - но хлопотно очень. Все эти формальности, приготовления... Церемонии длятся дольше, чем сам рабочий процесс. Я давно еще вносил рацпредложение перевести дело на конвейер... Движется, знаете ли, мимо тебя широкая лента с плахами, а тебе только остается взмахнуть и ударить топором. Не приняли. Говорят, дорого очень. Ни в одной стране, дескать, широких транспортерных лент не выпускают. Да еще таких, чтобы и плахи на себе удерживала, и объекты... Ну, это самое, предметы труда.

- Ну, а гильотину если установить... - начал было я, но тут же сообразил, что допускаю бестактность:

ведь в таком случае мой гость и вовсе останется без работы.

- Гильотину нельзя! - враз отверг мое усовершенствование гость. - Гильотина - это все-таки машина, штука неодушевленная. У нее не может быть внутреннего чувства неотвратимости справедливого возмездия. Машина не может, как человек, осознавать, что она - карающий меч... - и он ласково и нежно погладил полированное топорище своего никелированного инструмента.

В отличие от гостя - я инвалид. У меня нет ног. Ноги я потерял совсем молодым. Сейчас мне уже под пятьдесят и я совершенно забыл, как оно живется-то, с ногами, стало быть. К тому же на новом месте мне очень скучно. Но Палач заходил ко мне редко. Поэтому мне ничего другого не оставалось, как сидеть на балконе и высматривать других людей, отлавливать из них возможных собеседников. Я очень любопытен и мне нравится разговаривать с разными-разными людьми.

Под моим балконом часто проезжает мой коллега-калека, стало быть, тоже безногий человек. Он ездит на самодельной тележке и отталкивается от асфальта деревянными приспособлениями, которые напоминают штукатурский полутерок. Коллега-калека плохо одет и постоянно пьян. Вверх он никогда не смотрит, а потому и не может видеть меня, своего товарища по несчастью. Мне и хочется поговорить с ним, но что обо мне подумают соседи? Короче, стесняюсь я приглашать его к себе. Раз позови, да угости чем-нибудь - не отвадишь потом... Таким ведь, в их положении, даже мокрый асфальт - по колено.

Калеки вообще почему-то ведут себя довольно развязно. Можно подумать, что увечье дает им, по сравнению с другими гражданами, неограниченные права и освобождает от всех обязанностей, от правил этикета и простого такта. Меня лично такая вседозволенность коробит, поскольку я человек интеллигентный и скромный, стараюсь лишний раз не лезть людям в глаза.