это студенты, которые смогли получить широкую базу знаний, выходящую за рамки узкой специализации и, как показывают примеры, предоставляющую широкие карьерные возможности.

Перевод: Даниил Бордюгов

Из выступления на открытии Института европейских культур при РГГУ. 27 сентября 1996 г.[39]

От первоначальной идеи создания института до сегодняшнего начала учебного процесса прошло несколько лет. Помню день, когда с Галиной Андреевной Белой мы пили кофе в гостинице «Интурист» и бурно обсуждали вопросы перестройки учебного процесса... Таких дискуссий в начале перестройки было еще много, к ним подключились Нина Сергеевна Павлова, Сергей Юрьевич Неклюдов, Владимир Николаевич Топоров, Галина Ивановна Зверева, Георгий Степанович Кнабе, а позднее и Евгений Викторович Барабанов. Однако параллельно вместе с Клаусом Вашиком, Юттой Шеррер, Валерией Юрьевной Кудрявцевой и, конечно, Юрием Николаевичем Афанасьевым до конца прорабатывалась концепция ИЕК для получения поддержки Европейского Союза, его программы «Темпус».

Итак, все, что за последние два-три года было придумано и спроектировано для ИЕК в деталях его организации и концепции, -результат тесного сотрудничества и согласия всех принявших участие в этом деле сторон. Интеллект и время, затраченные всеми, столь значительны, что не поддаются финансовой оценке. Усилия были огромными. При этом все осознавали, что мы, как ни странно, по опыту именно ХХ века, до какой-то степени очень далеки друг от друга. И тем не менее, к счастью, отмечу сегодня, мы начали работать вместе. За все это вам всем огромное спасибо.

Как возникла и развивалась идея ИЕК?

Первоначально не предполагалось его создание в Москве вообще или в РГГУ в частности. Первоначально возникла идея широкого исследовательского проекта, в котором ученые могли бы заниматься определенным периодом, концентрируясь на двух центральных для гуманитарных наук комплексах вопросов: чисто методологические основополагающие исследования в культурологии; универсалии культур и специфика их манифестации в исторических процессах культурного развития с интердисциплинарной, интермедиальной и, разумеется, интеркультурной точек зрения. Как вы представляете, совсем не скромный проект. В этом направлении, начиная с шестидесятых годов, развивались и мои собственные исследования. Но не о них, конечно, речь. Существенно другое. Стимулированию идей глобальных культурных исследований послужили результаты работы московской и тартуской школ, сложившиеся в них традиции фольклористики, лингвистики, психологии, равно как и традиции немецкой, английской, французской, датской, американской, дальневосточной школ. Правда, эти традиции, по причине своей «ненужности марксизму-ленинизму», в СССР были серьезно повреждены, хотя нередко они основывались русскими эмигрантами. Назову здесь лишь Романа Якобсона, кстати, почетного доктора Рурского университета в Бохуме, и Николая Трубецкого. В послевоенные годы эти традиции были подхвачены в Тарту относительно небольшой группой ученых, и примерно в то же время интенсивно развивались в Москве. Новой точкой отсчета для культурологии в этом невзлюбленном цензурой и потому затрудненном направлении науки была фундаментальная теория знака (семиотика), а с ней возможность научно контролировать и соотносить друг с другом и самые низкие уровни текста, и самые различные уровни культуры. Моим собственным занятиям методологией, теорией лингвистики и современным литературоведением рецепция такого рода исследования пришлась, естественно, весьма кстати. Язык, текст, культура, история и общество с такой точки отсчета возвращаются снова к всеохватывающему и целостному характеру и собственной взаимосвязи...

Не скрою, мне ИЕК был бы милей в Бохуме, однако многое говорит в пользу Москвы. И обосновано это рядом вопросов: что такое культура, как она соотносится с нашим сознанием, какой креативно-конструктивный, но также и какой разрушительный потенциал отличает культуру в процессе ее развития? Концепция ИЕК обосновывалась и посредством научно-политического вопроса: каким образом мы, филологи, должны изменить наше обхождение с объектами культуры, чтобы интерпретировать не только ее поверхностные феномены, но также прояснить ее глубинные структурные предпосылки? Наконец, концепция обоснована также в смысле образовательно-политическом, чтобы содержание и цель обучения в культуроведении в будущем смогли бы подводиться одной интенсивной рефлексией ее основных положений, чтобы лучше, чем до сих пор, подготовиться к комплексным вопросам интеркультурных совместных действий. Без поддержки одной из связанных этой целью компетенций неизбежны «политические недоразумения», порождающие национально-подчеркнутые или даже националистические мифы режима. В виду все глобально возрастающей будущей передачи культурных явлений, самых различных происхождений их переменчивых сторон влиятельности и неуступчивых наслоений, обучение и исследовательская работа такого Института европейских культур особым образом должна реагировать на вызовы заканчивающегося ХХ и начинающегося XXI веков. По этой причине Институт должен заниматься не только корнями европейских культур и их дифференцированием в отдельных национальных культурах. Культура не должна пониматься как хорошее образование, что тащится с собой как багаж истории. Нет, современная культура должна пониматься как плавильный котел, в котором встречаются друг с другом и определяют наше сознание культурные феномены античности и современной Европы, архаические и знаковые комплексы ХХ века, европейское и внеевропейское. При такого рода точке зрения возникает не только европейская культура, но и общая культура человечества как могущественный информационный полис, который упорядочен по различным знаковым связям системы сознания, которой могли бы постоянно задаваться вопросы, чтобы получить ответы или, по меньшей мере, материалы для дискуссий по различным вопросам сознания и предложения решений в различных комплексах проблем.

Приветствие Институту европейских культур РГГУ. 26 октября 2005 г.

Дорогая Валерия Юрьевна,

дорогой Клаус Вашик,

дорогие коллеги и дорогие студенты ИЕК,

пишу вам, потому что, к сожалению, не могу быть сегодня в Москве, чтобы отпраздновать с вами десять лет с момента основания ИЕК.

Идея создания Института европейских культур возникла в конце восьмидесятых годов, то есть задолго до праздничного открытия в 1995 году. Разработка концепции и финансирование Института были сложными задачами, потребовавшими больших усилий. Без средств, предоставленных Европейским союзом, и деятельного, заинтересованного участия Юрия Афанасьева Институт никогда не стал бы реальностью.

C первоначальным проектом Института связывались в том числе следующие соображения:

• После десятилетий культурной изоляции Россия открыла двери для всего спектра как собственной, так и мировой культуры. На этом фоне, вопреки ряду ожиданий, казалось возможным сделать уходящую корнями в прошлые столетия связь русских и восточно-, южно-, западноевропейских культурных традиций центральным объектом не только исследований, но еще и университетского образования.

• Поскольку Юрий Афанасьев заблаговременно почувствовал необходимость пригласить в РГГУ таких преподавателей, как скончавшаяся в прошлом году Галина Андреевна Белая и именитые культурологи Владимир Николаевич Топоров, Елеазар Моисеевич Мелитинский, Сергей Юрьевич Неклюдов, а также многие другие профессионалы, с которыми мы в Германии имели деловые и дружеские контакты еще до перестройки, нельзя было отказаться от тесного сотрудничества с этой группой профессоров РГГУ.

• Весьма вероятно, что в будущем российские