– Порохом, – выпучив глаза, ответил охранник.

– Не угадал.

– Могилой, – подсказал со стороны другой охранник, помоложе.

– Тоже мимо. Я ведь не тюремный смотритель… Последний раз спрашиваю!

– Оружейным маслом! – выпалил перепуганный охранник.

– Ладно, объясняю для особо тупых… Мой пистолет пахнет законом, поскольку служит ему вместе со мной. Для безукоризненного исполнения этого самого закона нас обязаны пропускать везде, за исключением особо важных государственных объектов, к числу которых ваш грёбаный дурдом уж никак не относится. Это понятно? И учтите, закон может не только защищать, но и наказывать. – Отодвинув охранника в сторону, Цимбаларь как бы невзначай заехал ему локтем под ложечку.

Выслушав сообщения Кондакова и Цимбаларя, Людочка, на сей раз выполнявшая обязанности координатора операции, сказала:

– Всё указывает на то, что бетила у генерала Сопеева не было, по крайней мере в последнее время. Это касается и членов его семьи. Каждый из них по-своему счастлив, но данные случаи не относятся к компетенции особого отдела.

– Просто клиника какая-то, – вполголоса добавил Кондаков. – Не семья, а сборище шизиков.

– Если исходить из полученных сведений, подозрение падает на друга Сопеева, маршала Востроухова, ныне тоже покойного, – продолжала Людочка. – Вполне возможно, он унёс бетил с собой в могилу, что следует из сбивчивых речей его внебрачного сына, ныне страдающего амнестическим синдромом, то есть мозаичным выпаданием памяти.

– Нашли кому верить! Беспамятному придурку! – Ваня, как бы оставшийся не у дел, занимал сегодня сугубо критическую позицию.

В защиту повредившегося умом Анатолия Григорьевича Сопеева выступил Цимбаларь, успевший свести с ним личное знакомство, пусть и непродолжительное:

– Может, он и придурок, но сказал вполне отчёт– ливо: «Причина всему – пепел. Не нужно было брать его с собой в могилу…» Голову даю на отсечение, что под пеплом этот байстрюк подразумевал бетил. А свихнулся он от побоев, которые получил ночью на Воскресенском кладбище в двух шагах от могилы отца.

– Интересно, что он там делал ночью? – Кондаков обвел коллег вопросительным взглядом.

– А ты поставь себя на его место, – сказал Цимбаларь. – Как поступит заурядный человечишка, узнавший вдруг, что в одном укромном месте спрятано средство, дарующее счастливую и безбедную жизнь?

– Хочешь сказать, что он попытался раскопать могилу? – уточнил Кондаков. – А удача, покровительствовавшая маршалу даже после смерти, помешала этому, напустив на незадачливого наследника нечистую силу?

– Бетил никак не связан с нечистой силой, – возразил Цимбаларь. – Но наслать на сыночка злых сторожей и обкурившихся скинхедов, которые там частенько тусуются, он, наверное, мог. Вот только откуда взялись следы пыток?

– А ты сам эти следы видел? – с пренебрежительной ухмылочкой поинтересовался Ваня. – Напоролся с перепоя на могильную оградку, вот тебе и следы самых ужасных пыток! Инквизиция отдыхает.

– Сначала надо бы узнать, как бетил от Сопеева перешёл в Востроухову, – сказала Людочка. – Если, конечно, то, о чём мы сейчас говорим, действительно является бетилом…

– Взял да подарил приятелю, – отозвался Цимбаларь. – Ведь Сопеев даже не догадывался, что это такое на самом деле.

– Не так всё просто, – покачала головой Людочка. – Я тут кое-что проверила по архивам. Дислокацию воинских частей, маршруты их движения, время и место переформирований, списки личного состава и так далее… Старший лейтенант Сопеев впервые встретился с Востроуховым в пятьдесят восьмом году, когда тот уже был командиром полка. Что-то за эти пять лет бетил не сильно помог Сопееву. Скитался по захолустным гарнизонам, один как перст. Даже на гауптвахте сидел… Кроме того, я не представляю себе ситуацию, когда старлей вот так запросто делает подарки полковнику.

– Это частности, – поморщился Цимбаларь. – Архивы – не книга судеб. Там всего не найдёшь. С пятьдесят третьего по пятьдесят восьмой в армии творилась такая кутерьма, что два офицера, пусть и в разных званиях, могли встретиться где угодно и когда угодно. Не забывай про командировки, совещания, партийные конференции, смотры художественной самодеятельности и просто частные поездки. В отпуск, например. А офицеры никогда не чураются весёлых компаний. Уж поверь мне на слово! За пиршественным столом разницы между старлеем и полковником нет. Как и в бане. Сопеев мог подарить бетил по пьянке или проиграть в карты… Зачем лезть в дебри истории, когда буквально под боком есть живой свидетель, пусть и слегка чокнутый. Вот с кем надо работать! Естественно, при условии соответствующего подхода.

– В дурдом проникнуть сложнее, чем в тюрьму, – сказал Кондаков. – Стукачей там наших нет, на помощь администрации рассчитывать не приходится… А что ты, Сашка, говорил насчёт того, что Сопеев признал в тебе мента?

– Уж очень его мой визит всполошил. – Неприятные воспоминания заставили Цимбаларя поморщиться. – Дрожит как банный лист, всякую чепуху про северных оленей и пятый угол молотит… До истерики дошёл… Полагаю, что пятый угол ему кто угодно мог показать, даже санитары. Но к северным оленям посылает только наше ведомство.

– Знать бы, чем ему милиция так не угодила… – задумчиво произнесла Людочка.

– Милиция не уличная шлюха, чтобы всем угождать. – Кондаков перебил Цимбаларя, уже собравшегося было что-то ответить. – Проблема не в этом. Проблема в том, что посылать в клинику абсолютно некого. Если Сопеев в Сашке мента распознал, то меня он и подавно вычислит.

– Только без паники, – сказала Людочка. – Есть у нас сотрудник, способный внедриться в любую среду и при этом ничем не выдать свою принадлежность к правоохранительным органам.

– Да ты, похоже, на меня нацелилась? – возмутился Ваня. – Будто бы других издевательств мало! Дудки! Сама ступай в дурдом!

Так он кипел минут пять, а когда запал пошёл на убыль, Цимбаларь, хорошо изучивший характер своего маленького приятеля, примирительным тоном сказал:

– Сегодня же приступишь к изучению симптомов какого-нибудь психического заболевания. Лично я порекомендовал бы тебе парафреновый синдром, иначе называемый бредом величия. Главное в этом деле – подобрать для себя подходящий образ. Хоть человека, хоть животного, хоть неодушевленного предмета. На худой конец сойдет даже абстрактная идея. Знавал я одного февралика, который выдавал себя за библейскую заповедь «Не прелюбодействуй…». Впрочем, в конкретный образ вживаться проще. Я бы на твоём месте выбрал что-нибудь грандиозное. Например, Годзиллу. Или Моби Дика. В обоих случаях можно смело гадить под себя, ссылаясь на то, что рептилии и китообразные горшками не пользуются.

Ваня, уже уяснивший, что от судьбы никуда не денешься, решил встретить её очередной выпад с достоинством.

– Нет, мания величия мне не подходит, – хмуро промолвил он. – Врождённая скромность, знаешь ли, не позволяет… Предпочитаю апатический синдром, которым страдал принц Шакья-Муни, впоследствии провозглашённый Буддой. И самому так проще, и посторонние цепляться не станут. Буду сидеть целыми днями, уставившись в одну точку, и никто в целом мире не заставит меня даже шевельнуться.