Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глауэр проводил Кэкстон по лестнице наверх. До самой парковки он молчал. Надел солнцезащитные очки и перевел взгляд на дорогу.
— Вы не вполне человек, — сказал он.
— Я — полицейский, — отрезала она.
Он выглядел почти удивленным.
— Вы полагаете, это две разные вещи?
Весь оставшийся путь до следующей остановки — зала собраний, находившегося в дальней части церкви, Кэкстон сидела молча. Начальник полиции Висенте ждал их там, стоя на сцене, окруженный с двух сторон своими патрульными. Им следовало бы находиться на улице, искать тело вампира, подумала Кэкстон, но, по всей видимости, у Висенте были свои причины поступить так, а не иначе.
Висенте хотел устроить пресс-конференцию. Полдюжины репортеров из «Геттисберг-таймс» и других изданий со всего графства Адамс сидели в неудобных креслах, одинокая команда телевизионщиков расположилась в углу, их кабели и аккумуляторы валялись кучей на полу. У них была пара софитов, направленных на сцену, и там, похоже, было довольно-таки жарко. Кэкстон медлила, оставаясь в дальней части зала. Репортеры оглядывались на нее, не обращая внимания на начальника полиции, читавшего подготовленное заранее заявление.
— В полиции штата в Харрисбурге были любезны настолько, чтобы предоставить нам эксперта по части подобных преступлений, — произнес Висенте и поднял руку, указывая на Кэкстон.
Он хотел, чтобы она поднялась и сказала что-нибудь, поняла Лора.
— Разрешите представить вам Лору Кэкстон. Благодарю вас.
Он помахал ей снова. Лора не была уверена, ждать ей аплодисментов или нет. Но когда аплодисментов не услышала, взбежала на сцену и прокашлялась.
Софиты были яркими настолько, что слепили ее. Она подняла руку, прикрывая глаза, и оглядела репортеров.
— У меня нет готового заявления, — призналась она. — Есть какие-нибудь вопросы?
Один из журналистов встал. Одет он был в темно-синюю спортивную куртку, но лица его Кэкстон не разглядела.
— У вас есть какие-нибудь предположения относительно личности вампира? — спросил он.
Она покачала головой. Но этого, по всей видимости, было недостаточно, поэтому она наклонилась ближе к микрофону и сказала:
— Нет, еще нет. Мы работаем над этим.
Другой репортер задал вопрос, не поднимаясь:
— Вы можете рассказать нам о полицейском, который погиб прошлой ночью? Он сильно страдал или умер спокойно?
Кэкстон почувствовала себя так, будто она снова вернулась в школу. Словно она была на устном экзамене. Этот вопрос был с подвохом.
— Без комментариев, — ответила она.
Третий репортер, по другую сторону от телевизионной камеры, поинтересовался:
— Офицер Кэкстон, можете вы дать хоть какое-нибудь представление о том, чего нам ожидать? Вы можете изложить ваш план поимки этой твари и того, как вы собираетесь защищать Геттисберг?
— Я только что прибыла сюда, и у меня не было времени разработать план действий. Мы все еще работаем над этим..
Репортер раздраженно вскинул руки.
— Вы что, совсем не можете передать никаких деталей вашего расследования? Ваш самый лучший прогноз развития ситуации? Что делать людям?
Лора взглянула на Висенте. Его лицо было совершенно спокойным, он превосходно контролировал свои эмоции. Однако плечи его вздернулись к самым ушам. Ее выступление ему не нравилось.
Ну, будь что будет, решила она. У нее наверняка есть дела и поважнее. Может, ничего страшного и не произойдет, если кинуть им кость.
— Что ж, могу сказать вам, что сегодня ночью все должны оставаться дома. Не выходить ни при каких условиях, если только не возникнет крайняя необходимость. Если у кого-то есть возможность покинуть город, ему следует сделать это немедленно, до заката. Еще я бы посоветовала всем туристам прервать их туры и отправляться домой.
Висенте широко улыбнулся и пошел назад к сцене, сжав ладони, как будто собирался зааплодировать. Впрочем, журналист еще не закончил.
— Вы серьезно предлагаете Геттисбергу положить конец туристической индустрии?
— Однозначно, — ответила она. — Мы имеем дело с вампиром. Они пьют кровь. Они убивают всех, кто встречается у них на пути. Если бы я могла, я бы эвакуировала весь город.
Даже сквозь пелену света она увидела, как все в зале вытаращили глаза, когда она произнесла это.
Я весь горел от нетерпения. Билл был ранен, ранен сильно, когда я виделся с ним, может, он был при смерти. Каждая минута, на которую я откладывал его спасение, уменьшала его шансы выжить.
— Попридержи лошадей, Грист. Вот одна добродетель, которая служит мне верой и правдой. Я давно гоняюсь за этим мятежником, с тех пор как он выскочил на нашу команду еще на перешейке. Он перерезал добрую половину моих людей, пока они спали. Я был в карауле той ночью, иначе стал бы одним из них. Когда ты прибежал, я ждал его появления, чтобы в качестве благодарности вышибить ему мозги на его же возлюбленную землю. И вышиб бы, если б не потратил порох, привлекая твое внимание.
— Кто он, этот убийца? — спросил я.
— Рейнджер Симонон, самый ядовитый конфедератский гад, который когда-либо вылезал из норы. Тайный убийца и конокрад, из тех, которые развелись после Канзасской резни.[8]Отец Абрахам хотел видеть его мертвым не меньше, чем я, и, Богом клянусь, я бы прикончил его. И я это сделаю. Если я смогу помочь твоему приятелю, я помогу, но только если это не означает пропустить еще один выстрел.
— Я собираюсь пойти внутрь, — сказал я опять.
Сторроу положил руку мне на плечо и сжал его.
— Там опасно, знаешь. Смертельно опасно.
— Раньше ты так труса не праздновал, — ответил я.
Этот парень был вправе ударить меня тогда. Но вместо этого он только сплюнул на землю и сказал:
— Я видел тварь, выходившую оттуда прошлой ночью, и не хотелось бы мне встретиться с ней снова. Ты понял, о чем я толкую?
— О вампире, — рявкнул Немец Пит.
Сторроу поглядел на Пита долгим тяжелым взглядом и затем кивнул.
— Думаю, это один из них.
— Значит, ты что-то знаешь про вампиров? — спросил я.
Он пожал плечами.
— Слишком мало. Да и кто знает их? Они такая же редкость, как честные политики, и благодарение Иисусу, что это так. Я видел одного, которого поймали в городке Ангола в пятьдесят третьем, когда я еще был мальчишкой. Они выставили его на складе для публичного обозрения. Папаша всех нас возил посмотреть на него и выложил за развлечение серебряный пятицентовик. Отвратительнее твари я не видывал и испугался до смерти, аж в столбняк впал.