– Кариночка, девочка, – позвала Азалия из глубины кафе, – можно отвлечь тебя на секундочку?

Девушка скривилась, но не пойти было невозможно.

– После поговорим, дядя Альберт, ладно?

Но пообщаться так и не удалось. Начали собираться приглашённые, их нужно было встречать и рассаживать. Потом наступило время молитвы, а после мулла решился на пространную проповедь.

Утомлённые донельзя, гости жадно набросились на еду, благо кухня была отменная. Насытившись, оживились и повеселели. Разговоры за столом стали громче и раскованнее: подзабыв, по какому поводу собрались, люди обсуждали политику, погоду и цены.

Почти все собравшиеся были со стороны Азалии. Покойного не знали, печали и тоски по нему не испытывали. Создавалось впечатление, что пришли поесть и провести время.

Карине стало противно, захотелось уйти. Асадов, судя по выражению лица, думал приблизительно о том же, сидел задумчивый, мрачный, и вскоре засобирался домой.

Зоя Васильевна встревоженно поглядывала на мужа.

– Мы пойдём, устал он, Кариша! Не может долго… – начала она, но тут же умолкла под его выразительным взглядом.

Провожая их, Карина подумала, что могла бы поделиться с дядей Альбертом тревогами и странностями последнего времени, рассказать о своих видениях. Он да Диана были единственными по-настоящему близкими ей людьми. Но старшая подруга в последнее время не вылезала из командировок, а волновать дядю Альберта, который только-только пошёл на поправку, было бы непростительным эгоизмом.

В ночь после поминок ей приснился отец. Она и раньше видела его во сне, но поутру никогда не могла вспомнить, как именно. Что он говорил? Что делал?

Однако этот сон запомнился отчётливо: он был яркий, цветной, очень реальный. Увидела себя она сидящей на кухне в старой квартире, хотя давно не вспоминала об их прежнем жилище. Было грустно: кругом пусто, пыльно, безжизненно, цветы в горшках высохли и завяли.

Карина встала с табуретки, собираясь уходить, но в это время всё вокруг стало на глазах преображаться. Высохшие палки и ветки ожили и диковинным образом превратились в пышные сочно-зелёные растения. Кухня приобрела жилой и ухоженный вид. Даже занавески на окнах появились. «А ведь когда мама была жива, у нас в кухне висели именно эти голубые шторы!» – вспомнила она.

Но на этом сюрпризы не кончились. Вошёл папа! Она заплакала от счастья, бросилась к нему, стала обнимать. Целовала, гладила по волосам, никак не хотела отпускать от себя.

– Пап, как ты там? – то смеясь, то всхлипывая, спрашивала Карина.

– Отлично, дочь! – со своей неподражаемой интонацией отвечал отец. Он казался умиротворённым и спокойным.

– Смотри, как здесь хорошо! Ты что, теперь тут живёшь? – осенило её.

Он засмеялся и ничего не ответил.

– А есть жизнь после смерти? – вдруг сорвалось с языка.

– Ты же теперь и сама видишь, что есть.

– Пап, мне надо так много тебе рассказать! Ты же не уйдёшь?

– Не уйду, не уйду, говори!

Карина рассказала отцу всё, что так и не смогла поведать раньше. Торопясь и глотая слова, просила прощения, объясняла, почему ей так не нравится Азалия, жаловалась на то, как вдова ведёт себя сейчас. Папа задумчиво смотрел, внимательно слушал, кивал. А потом взял её лицо в ладони, глянул в глаза и сказал:

– Перестань об этом думать, дочь. Я давно всё знаю. И это не имеет никакого значения. Это не важно, понимаешь?

– Ты с мамой? – тихо спросила она.

– С мамой, – ответил он, – не волнуйся и не плачь.

Внезапно всё пропало, и Карина проснулась. Было серое, унылое утро. Будильник и не думал звенеть, на часах – шесть пятнадцать. Она повернулась на другой бок, закрыла глаза и принялась вспоминать свой удивительный сон.

Однако что-то мешало, что-то было не так. Окончательно стряхнув с себя ошмётки сна, поняла: ладони были липкими и немного болели. Она выпростала их из-под одеяла и поднесла к глазам. Присмотревшись, не сдержалась и вскрикнула. Рывком откинула одеяло и села в кровати.

Руки были в крови. Бельё – наволочка, пододеяльник, простыня – тоже.

– Мамочка, – прошептала Карина, – что это?

Она ничего не понимала. Откуда столько крови? Спокойно, спокойно, видимо, просто порезалась. Но обо что?! Постаравшись не впадать в панику, сделала глубокий вдох и снова внимательно взглянула на свои израненные руки.

Они были сплошь покрыты ровными, довольно глубокими порезами. Горизонтальные полоски тонкой частой сеткой перечёркивали поверхность ладоней и спускались к запястьям. Карину замутило: похоже, была перерезана вена! «Успокойся, – приказала она себе, – порез совсем не глубокий!»

Но если бы рана была глубже, она могла истечь кровью и умереть во сне! Как такое могло случиться? Разве можно перерезать себе вены и не знать об этом? Что с ней творится, что?

Карина вскочила и помчалась в ванную. Захлопнула за собой дверь, принялась рыться в аптечке. Включила воду и стала смывать кровь с рук. Трясущимися непослушными руками кое-как наложила повязку. Выпила две таблетки обезболивающего: ладони дёргало всё сильнее.

Минут через десять выползла из ванны, побрела к себе в комнату. Голова кружилась, ноги были слабыми и непослушными. Только бы Азалия не вышла!

Ничего, Бог миловал…

У себя она первым делом свернула комом и бросила в угол комнаты покрытое бурыми пятнами бельё. Надо бы застирать холодной водой, когда мачеха уйдёт на работу. Карина села на кровать, посмотрела на свои наспех забинтованные руки и подумала: «А если эта дрянь пронюхает о том, что случилось?»

Хорошо, допустим, от неё и удастся скрыть. А в институте? Только-только забылась история в деканате, Ирка понемногу отошла от случая в кинотеатре. Хотя и сейчас нет-нет, да и глянет вопросительно, с опаской. А уж если заподозрит, что Карина пыталась покончить с собой!..

Она вскочила и закружила по комнате. Итак, что мы имеем? Комната была заперта изнутри на задвижку. Никто (речь, разумеется, шла об Азалии!) проникнуть сюда и изрезать ей руки не мог. Да и потом, она почувствовала бы боль! Несмотря на успокоительное, без которого уже просто не могла, спала Карина чутко.

Успокоительное… Может, это побочный эффект? Что-то вроде лунатизма? Она полезла в сумку, схватила инструкцию и стала вчитываться в мудрёные медицинские термины.

Не вызывает привыкания – ну, с этим можно и поспорить. Но продаётся без рецепта, ни в каких списках не значится. Нет, таблетки ни при чём. Хотя с ними пора заканчивать. Не хватало превратиться в наркоманку.

Идём дальше. Допустим, она порезала себе руки сама, во сне. Но тогда рядом с кроватью, или, по крайней мере, в комнате должен быть нож! Или бритва.

Карина опустилась на четвереньки и стала внимательно осматривать пол возле кровати. Оглядела всю комнату, даже на полках и в шкафах посмотрела. Она была аккуратна, вещи не разбрасывала, всё всегда лежало на своих местах. И сегодня ничего не изменилось. Ножа или чего другого колюще-режущего не было.