вы, даже для того, чтобы оказать помощь другим. Ваш кашель мне совершенно не нравится, и, если вы действительно думаете, что он появился, потому что мы изменили курс, что ж, я прикажу повернуть назад».

— Ну, помощник любезно поблагодарил капитана, и тот как раз собирался дать соответствующее распоряжение, когда один из матросов с мачты внезапно закричал:

«Эй, на корабле! Маленькая лодка по левому борту!»

Капитан дернулся, как будто в него выстрелили, и побежал вверх по такелажу со своим биноклем. Он почти сразу спустился обратно к нам; лицо его горело от волнения и радости.

«Мистер Сэлмон, — объявил он, — вон маленькая лодка с рейковым парусом посреди Атлантического океана, с несчастным на борту. Что вы теперь думаете о моем предупреждении?»

Помощник поначалу ничего не ответил, принялся смотреть в бинокль, а когда закончил, каждому из нас стало ясно, что его уважение к капитану заметно возросло.

«Это чудо, сэр, — проговорил он, — я запомню его на всю жизнь. Надо думать, что вы были выбраны свыше для этого доброго дела».

Я никогда раньше не слышал, чтобы первый помощник так разговаривал, за исключением одного раза, когда он пьяный упал за борт и застрял в грязи Темзы. Он сказал тогда, что его спасло провидение, но так как в то время, согласно таблице, начался отлив, то, по-моему, провидение было ни при чем. Он волновался не меньше других, сам сел за штурвал и направил корабль к шлюпке, а когда она приблизилась, мы спустили свою шлюпку, погрузились в нее вместе со вторым помощником и еще тремя матросами и стали грести так, чтобы выйти навстречу терпящим бедствие.

«Не обращайте внимания на лодку, нечего с ней возиться, — крикнул нам вдогонку капитан, — спасайте людей!»

— Честно скажу, что Макмиллан прекрасно управлял лодкой, и мы двигались вдоль борта настолько ловко, насколько возможно. Двое из нас опустили весла и крепко ухватились за нее, а потом увидели, что это обычная лодка, частично покрытая палубой, в проеме которой виднеются голова и плечи мужчины, крепко спящего и издающего храп, похожий на громовые раскаты.

«Бедолага, — посетовал Макмиллан, поднимаясь на ноги, — посмотрите, как он истощен».

Он схватил мужчину за ворот куртки и пояс, так как был силачом, вытащил его и закинул в нашу лодку, которая подпрыгивала на волнах вверх-вниз и скрежетала о борт другой. Спасенный открыл глаза, как раз когда Макмиллан переваливался с ним через скамейку, и, издав рев, подобный бычьему, попытался запрыгнуть обратно в свою лодку.

«Держите его! — крикнул второй помощник. — Держите его крепче! Он помешался, несчастный».

Судя по тому, как он дрался и вопил, мы думали, что помощник прав. Это был невысокий крепкий парень, твердый, как железо; он кусался, пинался и ругался изо всех сил, пока наконец мы не подставили ему подножку и не повалили на дно лодки и держали его там, пока он не утихомирился.

«Все в порядке, дружище, — объявил второй помощник, — ты в хороших руках, ты спасен».

«Будь я проклят! — воскликнул мужчина. — Что за фокусы? Где моя лодка, а? Где моя лодка?!»

Ему удалось приподнять голову, и когда он увидел, что его лодка уже метрах в ста от нашей, то стиснул зубы и поклялся, что зарежет Макмиллана, если он не прикажет ее догнать.

«Мы не можем возиться с вашей лодкой, — говорит помощник, — и так уже натерпелись, спасая вас».

«Кто, черт возьми, просил вас меня спасать? — проревел мужчина. — Вы мне за это заплатите, жалкие подонки! Если в Америке есть какие-нибудь законы, вы с ними познакомитесь!»

К этому моменту мы добрались до корабля, у которого были убраны паруса, а капитан стоял у борта, глядя на незнакомца сверху вниз с широкой, доброй улыбкой, которая чуть не довела того до бешенства.

«Добро пожаловать на борт, горемычный вы мой», — проговорил капитан, протягивая руку, как только тот поднялся на борт.

«Вы зачинщик этого безобразия?» — свирепо спросил мужчина.

«Я вас не понимаю», — проговорил капитан с достоинством, вытягиваясь во весь рост.

«Вы послали своих людей утащить меня с моей лодки, пока я спал без задних ног? — проревел он. — Черт возьми! Вы вообще меня понимаете?»

«Разумеется, — говорит капитан, — разумеется, вы не хотели, чтобы вас бросили погибать на этом маленьком суденышке. У меня было сверхъестественное предупреждение специально следовать этим курсом, чтобы забрать вас, и вот ваша благодарность?»

«Слушайте меня сюда, — говорит тот. — Меня зовут капитан Наскетт, и я совершаю рекордное путешествие из Нью-Йорка в Ливерпуль на самой маленькой лодке, которая когда-либо пересекала Атлантику. А вы разрушаете все своим проклятым вмешательством. Если вы думаете, что я позволю вам похитить меня для того, чтобы сбылись ваши идиотские предсказания, то вы ошибаетесь. Я подам на вас в суд, вот что я сделаю. Похищение людей — наказуемое деяние».

«Тогда зачем вы сюда пришли?» — спрашивает капитан.

«Пришел! — хрипит капитан Наскетт. — Пришел! Какой-то парень подкрадывается ко мне с целой лодкой подметальщиков улиц, одетых как матросы, и хватает меня, пока я сплю, а вы спрашиваете меня, зачем я сюда пришел? Вот что, на всех парусах догоняйте мою лодку, возвращайте меня обратно, и я сочту, что мы квиты. В противном случае я предъявлю вам иск судебным порядком и в придачу сделаю посмешищем на обоих континентах».

Ну, чтобы извлечь максимальную пользу из неудачной сделки, капитан поплыл за проклятой лодчонкой, и Сэлмон, полагая, что мы уже потеряли слишком много времени, принялся бранить капитана Наскетта. Оба они за словом в карман не лезли, и тому, как они друг друга поносили, мог бы поучиться всякий моряк. Каждый, кто был на борту, подобрался так близко, как только хватало духу, чтобы послушать их; должен заметить, что у капитана Наскетта получалось куда лучше. С изрядным сарказмом он говорил, будто наш корабль оборудован только для того, чтобы подбирать людей после кораблекрушения, и одновременно заявлял, что мы потерпевшие крушение отбросы общества, которых он спас. Он болтал, что каждому с первого взгляда ясно, что мы не моряки, и предположил, что Сэлмон был мясником, которого вынесло в море, когда он греб в Маргейте, чтобы укрепить икры. Он натрындел еще много чего в этом роде, пока мы преследовали его жалкую посудину; восхищался тем, как она быстра, в то время как первый помощник отвечал на его замечания, и я уверен, что наш капитан рассердился даже больше, чем Сэлмон, когда мы наконец поймали ее и вернули владельцу. До самого последнего момента проявлял он свою неблагодарность, а потом вовсе подошел к капитану Брауну и посоветовал