Но я хочу, чтобы Лекс принадлежала мне всецело, душой, телом, разумом. Хочу контролировать каждый ее шаг. Нет, даже не хочу, а нуждаюсь. Мне необходима уверенность, что каждая ее мысль, каждое желание обо мне, для меня. Если это не так, я заставлю… и будет так. И это не жестокость, не садизм, не маниакальная одержимость женщиной. Я не психопат.

Я просто ее люблю.

И когда из ее груди начали вырывать судорожные рыдания, вызванные шоком и стрессом, я дрогнул. Встал с кровати, на которой сидел последние минут пятнадцать в напряженном ожидании. Присел рядом с Лекс на корточки, положив ладони на вздрагивающие плечи. Господи, ее тело было таким горячим даже сквозь ткань блузки. Её запах ворвался в мои ноздри, и я уже не мог ничего поделать с тем, что случится дальше. Она недавно приняла ванну, и аромат геля для душа с цитрусовыми нотками возбудил в моей памяти острые воспоминания из прошлого. Настолько острые, что у меня перехватило дыхание. Я переоделся в джинсы, но лучше бы остался в брюках.

– Тихо, детка, это всего лишь я, – хрипло шепчу ей на ухо, наклоняясь, чтобы вдохнуть аромат ее волос. Мои губы не покидает счастливая идиотская улыбка. Мне не нужно быть экстрасенсом, чтобы предугадать ее реакцию.

Сначала Лекси выдыхает с облегчением, потом напряженно замирает, пытаясь понять, что происходит и какого черта мы тут делаем…

Я знаю, что весь вечер она была на взводе, злилась, ненавидела меня, ревновала, умирала от похоти, но я не дал ей ни единого шанса, даже не заговорил, не удостоил приветствием. Я был сукиным бессердечным ублюдком.

Она набросилась на меня с кулаками, как только немного пришла в себя. Я не дал себя просто так колошматить, не на того напала. Но ей пойдет на пользу небольшой выброс негативно энергии. Я помню, как быстро она заводится после подобных выплесков и потасовок.

– Ты, свинья, я чуть от инфаркта не умерла! – кричала она, кидаясь на меня, как разъяренная кошка, метясь когтями в лицо, но я ловко изворачивался, а потом и вовсе поймал тонкие запястья, зажимая за спиной. Её тело оказалось плотно прижатым к моему. О, да, милая, хорошо. Так плотно, что я хрипло застонал, когда во время ее попыток вывернуться. Она только все обострила своими активными телодвижениями. Лекс не могла не чувствовать моего состояния. И когда поняла, что вырваться не выйдет, то ощутила, насколько я на грани в полной мере.

– Что ты хочешь, Джейсон? – осипшим, немного охрипшим голосом тихо спросила Лекси. В полнейшей темноте мы стояли на коленях, плотно вжимаясь в тела другу друга. Точнее, я вжимался, а она не имела возможности сопротивляться. Я смотрел в ее глаза и жалел, что не могу видеть ее мысли. Слишком темно. Но ощущать ее эмоции темнота мне не мешала. Лекси в отчаяние, ей больно и страшно. Я хотел бы сказать, что чувствую ее потребность во мне, ее желание, но, к сожалению, этого нет. В зале она смотрела на меня, как на Бога. Сейчас я снова ее мучитель, и она боится. Однако ее страх и есть катализатор неконтролируемого желания. Уверен, что Лекс знает об этом и без меня. Джейн Кларк была отличницей и, наверное, открыла глаза своей пациентке на многие стороны наших с ней отношений.

– Что я хочу? Ты глупая, Лекси? – Толкаюсь каменным, ноющим членом в ее живот, чувствуя, как она дергается, судорожно выдыхая. Член тоже дергается, но отнюдь не от страха, как моя малышка. Лекси. Секси. Как же меня бесит ее имя, кто бы только знал! Но, черт, оно ей подходит. Стопроцентное попадание в образ. Все в ней кричит о сексе. Этот пухлый рот, и огромные глаза, и тело, созданное для греха. Ее соски, прижатые к моей груди, становятся твердыми. Сучка без бюстгальтера. Я внезапно понимаю, что она не в домашней одежде. Явно куда-то собиралась, когда свет погас, нарушив планы. Блядь, и душ приняла.

– Ты, грязная скотина, Джейсон, – шипит она.

Я хрипло смеюсь, снова потираясь об нее. Это и больно, и хорошо одновременно. Пару минут таких движений, и я кончу в джинсы, как подросток.

– Не грязнее тебя, детка, – отвечаю я, обхватывая оба запястья одной рукой, чтобы свободной немного поиграть с моей маленькой злой кошечкой, прежде чем хорошенько отодрать ее, чтобы знала, кто ее хозяин, и не забывала.

Немного отодвигаюсь, чтобы задрать юбку до талии. Трусики надела, и на том спасибо, иначе убил бы на месте. Резким движением разрываю блузку. Лекси вскрикивает, снова осыпая меня оскорблениями. Прости, но нет никаких сил и терпения возиться с пуговицами, провожу ладонью по твердым чувствительным соскам, плоскому животу, спускаясь к резинке кружевного белья. Она замирает. Я тоже. Мы оба тяжело дышим, глядя друг другу в глаза.

– Неужели блондинка не дала? Слишком хороша для тебя, да, Джейсон? Там обломилось, так я сгожусь? – Она всегда болтает, когда понимает, что проигрывает. Заговаривает зубы… Дурочка. Ее грудь вздрагивает, сводя меня с ума. Наклоняя голову, я лижу поочередно то один сосок, то другой. Дрожь усиливается, и чувствую, как плавится тело Лекс, становится мягким, податливым. Ощущаю ее жар, который опаляет меня, срывая остатки контроля.

– Я отложил ее на завтра. Она заслуживает лучшего, чем пьяный секс в мотеле, – произношу я с намеренной жестокостью.

– С каких это пор тебя заботят подобные вещи? – скрывая боль за презрением, натянуто спрашивает Лекси. Мои пальцы скользят в ее трусики, и она беспомощно всхлипывает, когда я нажимаю подушечкой большого пальца на крошечный клитор.

– Всегда беспокоили, детка. – Мои пальцы уверенно потирают влажные створки, уделяя особенное внимание пульсирующему комочку плоти. – Это тебе похер, где и как. Ты же трахалась по контракту. А она вряд ли окажется в подобной ситуации.

– Ты сволочь, Джейсон, – отчаянно выдыхает Лекси.

– А ты стала скучной и предсказуемой, детка, – произношу я, спуская трусики к коленям. – Ругаешь, фыркаешь, а сама течешь. Лицемерка.

Отпускаю ее руки, потому что знаю, что она не будет сопротивляться. Она хочет получить меня, чтобы заглушить боль от произнесенных мной слов. Утром ей будет больно, так больно, как, возможно, еще не было. Но я делаю это намеренно. Мне нужна ее ненависть, настоящая и неподкупная. Как бы мне не хотелось привязать Лекс к кровати до конца жизни, мне придется ее отпустить, но лишь до тех пор, пока я не найду выхода для нас обоих. Мне нужно быть жестоким и бессердечным, настоящим сукиным сыном, коим я и являюсь. Почему же я медлю? Зачем я, вообще, все это затеял? Она должна поверить, отпустить, возненавидеть. Я столько раз делал для этого многое, как казалось Лекс, но, на самом деле, я привязывал ее сильнее, чередуя наказание и поощрение. Дрессировать можно не только животных. И женщины делают с нами то же самое. Когда я думаю, что Орсини прикасался к ней, у меня темнеет в глазах. Поверил ли я ему? Я смотрю, как Лекс выгибается, принимая мои ласки, не смотря на напряжение и злость, витающие между нами. Ее тело приручено, намагничено на мое, и другой реакции просто не может быть. Но я не могу быть уверенным, что к другому она не испытывает влечения. Не такое сильное, как ко мне, разумеется. И это не переизбыток самомнения, а факт. Я ничего не делаю наполовину. Мне кажется, что я только что понял, почему мы здесь. Это Орсини, его грязные намеки. Я не собирался… Спектакля в клубе было достаточно. Лекси была в ярости, и ее обиды хватило бы надолго. Я всем своим видом продемонстрировал, что мне больше не интересно, что я принял ее решение, которое она озвучила мне пару месяцев назад. Однако Орсини внес коррективы в мои планы.