по плечу и подарили ворованное пальто, тёплые сапоги и украшения. Наверно, до самого знакомства с верёвкой они искренне считали, что та сама этого хотела. Родители потерпевшей не хотели выносить сор из избы, да и сама она молчала как рыба, и вот тут как раз подвернулась глазастая старая сплетница, у которой дома был целый музей икон, портретов царей, президентов и ещё один леший знает кого. Но Пустырник был ей благодарен, потому что искренне считал, что такие твари, как эти двое, жить не должны, и в этом была его простая жизненная философия.

Пришлось приводить приговор в исполнение самим. Для этого выбрали несколько высоких деревянных столбов от старой линии электропередач. И вскоре обвиняемые «вознеслись» на них, словно флаги.

Правда, Пустырник пару раз говорил своим бойцам, что не все ордынцы такие. Ему рассказывали случай, как они сами навели среди своих порядок. Ещё до освобождения Заринска. Один раз, когда мытари – сборщики дани – лютовали особенно сильно в маленькой деревне Горелой, прижигая неплательщиков раскалёнными прутами, устраивая публичные порки и избиения сапогами, и даже собираясь повесить или обезглавить пятерых случайно выбранных селян, – пришли другие и прекратили издевательства, обезоружив первых бандитов.

И эти вторые тоже были люди СЧП. Их командира звали атаман Саратовский (странная какая фамилия!), хотя другие называли его просто Окурком. Обезоруженным им «сахалинцам» вскоре вернули автоматы, но больше зверствовать не позволили. А потом и вовсе увели прочь.

Да, не все они были уродами, конечно. Но и отребья среди них было порядочно. Даже если десять процентов – всё равно этого достаточно для того, чтобы превратить жизнь мирных людей в ад. В Заринске они ещё держались в берегах, боялись. Но все небольшие поселения Сибирской Державы, да и просто находящиеся по пути отсюда на Урал – в полной мере ощутили на себе радости ига. Во время пути Сашка наслушался историй об отрезанных ушах, отбитых прикладом почках, мужчинах, посаженных на бутылку от шампанского, женщинах, которых изнасиловали полицейской дубинкой, о пытках электротоком и водой, подвешиванием за руки… и ещё много о чём.

Не миновало расправы и Кузнецово.

– Долго же вы собирались… – сквозь зубы процедил один мужик, потомственный плотник и гробовщик. Оказалось, его сына забили до смерти за то, что тот якобы украл мешок отрубей из амбара.

Но были и другие, как позже выяснится. Кто на бойцов «Йети» сразу смотрел волком и втайне жалел, что ордынцев выгнали. Это, как подумал Сашка, те, кого расправы миновали… может, потому, что они активно подставляли под них других. И просто любители принципа «Моя хата с краю». Им казалось, что явившийся из Заринска отряд разрушил только-только установившуюся безопасную жизнь, изгнал или убил их защитников и благодетелей.

«Жизнь только начала налаживаться, а тут вы…»

«Обещали, что пришлют три вагона с зерном».

«Говорили, что семена дадут. И овец. И коз. И бензин. И дизель-топливо…»

Пустырник на такие заявления только отмахивался и говорил, что даже бараны с овцами умнее таких сказочных дебилов. И что бензин с дизелем «сахалинцы» могли им разве что закачать грушей в задницу и поджечь для потехи. Мол, и хорошо бы, если бы закачали.

Но никаких санкций к таким болтунам применено не было. Слово «санкции» в Сашином восприятии означало какое-то туманное, но страшное наказание.

«Дальше будет хуже, – подумал Александр. – Будут и места, где нас будут сразу считать врагами».

И вполне справедливо. Кем их ещё считать, если там, за Уралом, – абсолютно чужая земля?

Пленный, которому сохранили жизнь, – хоть некоторые местные и скрипели зубами от досады за такое решение, – рассказал сибирякам всё, что знал. Он надеялся, что его оставят в Заринске на положении «холопа» (сам это слово употребил). Поведал и про радиоактивный пояс, и про города по ту сторону гор, и даже про страшное Ямантау, хотя там и не бывал.

«Ну, это мы и без вас знаем», – сказал дядя Женя и переглянулся со своим заместителем Айратом по кличке Каратист, который в этом бою лично пятерых застрелил, а одному свернул шею при зачистке домов.

На самом деле, конечно, никто этого мужика в Заринск доставлять не будет. Вместо этого его возьмут с собой в качестве проводника. Чему он, разумеется, не обрадовался. Но и альтернативы он понимал: быть зарезанным на месте или выданным на расправу тем жителям Кузнецово, которые к нему претензии имели. Да и поогорчаться ему не дали, связали и заперли получше.

* * *

Никакого торжественного вечера в честь освобождения решили не устраивать. Особенно когда узнали, что отряд идёт дальше.

«Вы, блин, не знаете, что там впереди только смерть?» – услышал Сашка, стоявший рядом, слова старосты, которые были адресованы Пустырнику.

Только смерть.

Но дядя Женя отмахнулся.

В эту ночь Младший – да и все остальные – спокойно спали в относительно уютных постелях – удобных в сравнении со спальным мешком на снегу или старой койкой в заброшенном полвека доме. Спали впрок, раз уж не могли впрок наесться – продуктовые рационы были жёстко распределены на один-два месяца грядущей дороги. Хотя пополнять запасы предполагалось и на месте. Как – это хорошо известно.

И в момент перед погружением в сон ему вдруг стало невыносимо страшно. Он понял, что в глубине души надеется, что здесь они и остановятся, устроят тот самый форпост. И не двинутся дальше. Всё-таки зима не за горами. А по погоде – не по календарю – уже месяц как зима.

Он не знал, как там настроены остальные… Вроде многие горели желанием продолжать путь и жаждой мести. Да и сам он так и не спас деда и сестру Женьку. И не отплатил этому Уполномоченному. Вампиру в чёрных очках. Но в момент этой странной слабости Сашка подумал, что это уже невозможно – вызволить их. Что дед с Женькой уже, наверно, мертвы. А мстить… ну так Кира сама просила его в последней записке этого не делать.

А умирать ему уже совсем не хотелось.

Но тут же парень устыдился этой слабости и трусости.

«Да кто я такой, мужик или нет? Смогу я жить спокойно, если не удастся отплатить убийцам и бандитам той же монетой?! Они отца убили, они девушку, которую я любил, до смерти довели – а ведь ни один из этих уродов и мизинца их не стоит!».

И сомнения ушли. А вскоре он почти уснул, убаюкиваемый свистом ветра за окном и монотонным бубнёжем в соседней комнате. Там разговаривали Пустырник со старостой. И,