В рамках агразработки «Блок» западносибирские чекисты провернули заметное дело в Кузбассе. Операция по «подставе» заграничным специалистам нужного человека была осуществлена ещё при Заковском — в 1931 г. с англичанами, монтировавшим импортное оборудование на площадке «Кузнецкстроя», начал специфическую работу заключённый инженер Ч., выходец из княжеского рода. В 1932–1933 гг. этот спецагент из «шарашки» выявил и «шпионскую», и «вредительскую» деятельность английских специалистов, что позволило чекистам в начале 1933-го «разоблачить» и арестовать 16 англичан и их агентов, включая Фёдорова-Шинкевича, якобы завербованного британской разведкой ещё в период его пребывания в эмиграции, а затем заброшенного в СССР.

Ещё один серьёзный удар по специалистам Кузбасса был нанесён в 1934 г. Обрадованный Ягода тут же сообщил в ЦК об очередном крупном успехе своих контрразведчиков. На стол Сталину легло донесение о том, что на Сталинском (Новокузнецком) металлургическом комбинате арестована группа инженеров, шпионивших в этот раз на Японию. Дескать, ещё в начале 1933 г. ОГПУ получило некие агентурные данные о том, что ряд молодых инженеров комбината ведёт шпионскую работу. Следствие обвинило их в создании подпольной «Российской партии национального возрождения». По версии ОГПУ, инженеры Н. В. Латкин, Г. С. Савельев, Л. Н. Дампель и Д. И. Саров (специалист-доменщик с мировым именем, имевший несчастье в 20-х годах работать в Японии) ожидали японской интервенции и планировали после начала войны диверсии, а также убийства руководящих работников.

Получив в августе 1934 г. чекистское спецсообщение, Сталин написал Кагановичу: «Всех уличённых в шпионстве в пользу Японии надо расстреливать. И. Сталин». Несколько дней спустя Политбюро постановило поручить А. Я. Вышинскому, В. В. Ульриху и ягодинскому заместителю Г. Е. Прокофьеву направить в Новосибирск выездную сессию Военной коллегии Верховного суда, которой поручалось «всех уличённых в шпионстве в пользу Японии расстрелять». Вскоре Вышинский доложил, что выездная сессия 15 сентября приговорила Сарова, Латкина и Давыдова к расстрелу, Дампеля и Излера — к 10 годам заключения, Регуша — к двум годам; один из подсудимых — Черепанов — был оправдан[64].

На местах фабриковали и другие шпионское группы. В январе 1934 г. оперативники отделения ДТО ОГПУ ст. Барнаул арестовали старшего диспетчера А. Ф. Куплайса, якобы вместе с Королем и Подобедовым создавшего по заданию японской разведки шпионско-диверсионную группу. По этому делу были проведены массовые аресты, в т. ч. привлекли и бывшую машинистку ОДТО ОГПУ ст. Барнаул Е. В. Николаеву-Матвееву. Король признался в том, что от Куплайса получил взрывчатку, которую затем передал Подобедову. По каким-то причинам дело развернуть не удалось; Короля завербовали в осведомители и отпустили, но тот, к конфузу чекистов, две недели спустя отправил им письмо с отказом от показаний, и скрылся из Барнаула. В марте 1934 г. большая группа работников ст. Барнаул была осуждена тройкой на сроки от 5 до 10 лет.

Естественно, новосибирские чекисты старательно «пасли» германское консульство, а с приходом Гитлера к власти стали проявлять активность в попытках связать работников консульства и его обслуживающий персонал с политическими делами. В марте 1933 г. советские граждане, работавшие в консульстве в качестве обслуживающего персонала, были допрошены в ОГПУ, где от них угрозами добивались дачи компрометирующих показаний о Г. Гросскопфе и других сотрудниках консульства. Чекисты потребовали сохранить факт вызова в ОГПУ в секрете, но, судя по тому, что консул отправил сообщение об этом своему начальству, требование «органов» хранить тайну было выполнено не всеми допрошенными.

В апреле 1933 г. консул Г. Гросскопф сообщал в своё посольство об усилиях чекистов увязать консульство с делом «белогвардейского заговора»: якобы истопник Фёдоров (агент Р. П. Степанов) был близок к В. Г. Болдыреву и служил звеном, через которое экс-генерал снабжал немцев шпионской информацией. В это же время на крыше консульства была проведена установка некоей линии связи, вёдшей прямо к зданию полпредства ОГПУ и в которой Гросскопф подозревал часть подслушивающей аппаратуры. Консул потребовал от властей убрать эту проводку и отремонтировать поврежденную крышу.

Год спустя контрразведчики стали работать агрессивней. В апреле 1934 г. посетители начали жаловаться Гросскопфу на то, что некие лица в гражданском фотографируют их при выходе из консульства. Затем «топтуны» выясняли адрес посетителя, после чего последний оказывался вызванным в ОГПУ. На допросе посетителям в качестве доказательства того, что они были в консульстве, предъявлялась фотография. Гросскопф проинформировал об этом посольство и дополнительно пояснил, что положение здания консульства облегчает ведение наблюдения: оно было зажато между жилыми домами, в которых обитали партийно-советские функционеры, а также сотрудники «органов». Пятиэтажное здание ОГПУ находилось на параллельной улице; с трех его верхних этажей можно было с расстояния примерно 100 метров вести качественное наблюдение за входом в консульство, который весной и летом с немецкой тщательностью освещался весь вечер[65].

Борьбой с «вредительством» активно занимались сотрудники Экономического отдела полпредства ОГПУ. На их счету был не только «заговор в сельском хозяйстве». Много дел подчинённые полпреда «слепили» на железнодорожников, благо поводов было предостаточно. Путевое хозяйство не выдерживало темпов индустриализации: рельсы Томской железной дороги, уложенные в 1911–1913 гг., двадцать лет спустя требовали полной замены. Но ни рельсов, ни шпал почти не меняли из-за отсутствия ресурсов. И если в период 1915–1916 гг. аварий на Томской дороге не было вообще, то потом они стали стремительно нарастать и в начале 1930-х ежедневно обнаруживалось по 50–60 одних только лопнувших рельсов. Их ремонтировали «сплотками» из кусков и пускали поезда со скоростью не 75 км/ч, а втрое меньшей. Запасных рельсов у чекистов не было, а вот места на нарах имелись. За постоянные аварии и малую скорость поездов ОГПУ сажало железнодорожников пачками.

Осенью 1932 г. Транспортный отдел полпредства ОГПУ по Запсибкраю приступил к фабрикации очередного, достаточно рядового группового дела на железнодорожных рабочих и служащих. Непосредственно им занималось отделение чекисты ст. Новосибирск-1, которые отрапортовали, что ими раскрыта контрреволюционная повстанческо-вредительская троцкистская организация, которая организационно не оформлялась, названия не имела — «но проводила свою контрреволюционную деятельность организованными пьянками на производстве». Единственный признак организованной деятельности — совместные застолья под хлебное вино и нехорошие разговоры про власть.

Чекисты, осознавая крайнюю шаткость аргументов, завернули довод ещё покруче, придумав, что вредительство осуществлялось «особым методом самотечной контрреволюционной деятельности». То есть такой, при которой формальные контрреволюционные установки отсутствовали, а на деле самотёком (алкогольным?) шла опасная подрывная работа.