Аще бы не тако нас возражал, и зверей бы дивиих горше были

И паки бы вконец друг друга и брат брата не любили.

Что же нас и так лютее и жестокосердее? Кое естество в бессловесных?

И кто может исчести, колико бывает над нами смертей безвестных?

И зря над собой такови скорби и никако же от зла отвращаемся,

Но и паче друг на друга, аки враг на врага, завистию вооружаемся.

И милосердный господь, еще терпя нашим грехом, ждет нас на покаяние,

Того ради посылает на нас таких лютых врагов в наказание,

Некли приидем в чювство и принесем к нему сердечную веру,

Да воздаст нам и во оном своем веце сторичную меру.

Аще ли и тем не накажемся, что нам будет от него, от своего творца,

Понеже никако же не можем смиритися преже конца.

Писано есть: «Отраднее будет Содому и Гоморе[87], неже тому роду»,

Приличны же и мы к сему речению, поне забываем прежнюю свою незгоду.

Сего ради не на тщету, но на ползу дает нам таковы казни,

Чтоб нам жити пред ним, своим творцом, не без боязни,

Яко же негде пишет: «Ползует пелынь злопитающих утробы»,

Тако и мучением грешным полза, зане возъбраняет от всякия злобы.

Тем не люто нам прияти язва, люто по язве не наказатися,

Ей, подобает нам всем от злых своих дел отвращатися,

Да не сами себе будем враги и уготоваем вечныя муки,

И зде не впадем врагов наших нечестивых в руки.

Положим же паки надежду на всемилостиваго в щедротах,

Он же избавил своего Израиля[88], бывъшаго во многих работах.

Его святая воля, что хощет, то по своей воли и сотворит,

Аще не захошет предати нас, то врагом нашим конечно возбранит.

Ты же, государь, буди всегда чист душею своею и телом,

Понеже во оном веце всяк восприимет по злым и добрым делом,

И держи храбрость с мудростию и подаяние с тихостию,

И господь бог будет к тебе с великою своею милостию.

Обаче рещи, и так дела твои аки труба вопиют всегда,

Не щадиши бо лица своего противу сопостат никогда.

К тому же присовокупил еси велие милосердие ко всем,

Всякаго приходящаго к тебе не оскорблявши ни в чем,

Яко некая великая река неоскудно всех напояет,

Тако твоя прещедрая душа таковым подаянием всех утешает.

Ей, воистинну не имеем себе ныне такова благоутробна дателя.

Да будет ти за то мъзда от всех творца и создателя,

Зритель тебе господь, вси людие дивятся твоей велицей милости,

Никто же бо оскорблен бывает, приходя к твоей благонравной тихости.

Ты же, государь, во уме своем не скорби, ниже паки стужай,

Но на мъздовоздателя всю надежду свою и упование полагай,

Той бо воздаст ти во оном своем веце стократное воздаяние,

Зрит бо в сердцы твоем неоскудное, ни тщеславное ко всем подаяние.

Яко же и сам глаголет: «Блаженни милостивии, яко тии помиловани будут»[89],

А немилостивии и жестокосердии вечных мук не избудут.

Никто же есть вящи милости, та бо множество грехов прощает,

И не токмо до небеси, но и до самого престола божия душу провожает.

И паки: велик человек милостив, и хвалится милость на суде[90],

Того ради слава твоя добрая и хвала идет ныне везде.

И уже не вем, како конец сказати твоей велицей щедрости,

Яко помогавши многим людем в конечной бедности.

Понимаючи божественное писание, яко «дающаго рука не оскудеет»,

А удерживали богатство и ничто же себе успеет.

Того ради многое православие за тебя, за государя, молят бога и владыку,

Еже бо еси много правсославных прекормил и учинил славу и похвалу велику,

И ныне не пременил еси своего добраго обычая и нрава, всех утешаешь,

И всякаго приходящаго к тебе никогда не оскорбляешь.

И не презрел еси, государь, и нашея тогда великия скудоты,

Прекормил еси нас с супружником нашим[91] и с родшими от нас сироты.

И потом не въменил еси себе в тягость нашего же к тебе стужения,

И не видя от нас никотораго к себе рабъского послужения,

Пожаловал нас своею великою милостию и нищих нас не отпустил,

Но человеколюбец бог добрая тебе, государю, на ум положил,

И довольно время твоим великим жалованием и с червишками[92] питалися,

И всегда поминаючи твое милосердие к себе, утешалися.

Паче же плачю и рыдаю, и горкими слезами землю омакаю,

И к твоим государьским честным ногам главу свою подъклоняю.

Буди ми помощник и заступник в сей моей беде и напасти,

Чтоб ми, бедному, и с червишками вконец не пропасти.

И во веки бы за тебя, за государя моего, бога молити,

Чтоб тебе, государю, вся желанная от него получити.

Сам, государь, веси, напрасно стражду и погибаю,

Помощника и заступника себе в таковой сущей беде не обретаю.

Рад бы был, иже бы жив въшел во общую матерь землю,

Понеже на всяк день смертное биение от спекуляторей приемлю.

Но не мощно ми сего сотворити, что самому себя смерти предати

И многогрешная душа своя и тело во ад низпослати.

И паки веси, государь, стою всегда не на леном том позоре,

Аще бы не Христово имя, гонъзнул бы живота въскоре,

Тем укупаю себе живота от того тления смертнаго,

Не хитро и не славно осудити и погубити мужа безответнаго.

А не имею милующаго ни ущедряющаго отнюд никого,

Мню же, яко всякому злато и сребро милее бывает всего,

Или рещи: немилосердие и презорство всех обдержит,

Отнюдь просто рещи: чюжая беда и напасть никому не болит.

И вержен есть аки камень в море, никим изъвлеком,

Аще бог человеколюбец не пощадит праведным своим судом.

Разве вижу в твоем сердцы есть сияет истинный свет,

Поне бо даешь ми, государь, всегда благоутешный ответ.

И паки умилися сердце твое о нашем убожестве и сиротстве,

Но