Здесь пригодилась его крестьянская жилка и любовь к скоту. Даже в Ворсме они держали корову, лошадь, телят, поросят, гусей, уток и кур.

В 1909 году отец доверил Нине кормление маленького телёнка:

– «Нина, это теперь будет твоя работа!» – сообщил он своей шестилетней дочери.

И Нина давала телёнку смоченный в молоке белый хлеб, а тот жадно поедал его и невольно покусывал её пальцы до крови. Она приходила к отцу и плакала, жалуясь на телёнка.

– «Так ты знай сноровку, когда ему в рот кладёшь свою руку непростую! А лучше кидай ему хлебушек туда в ротик!» – советовал отец, ласково поглаживая дочь по волосам.

Пока трое старших братьев учились в местной школе, Нина ходила на пруд пасти гусей и уток.

А летом, когда наступала жара и солнце пекло нещадно, предприимчивая Нина делала себе из ила чулки на ногах. И вскоре те покрылись цыпками, причём даже выше колен, кое-где вызвав и кровотечение. А Нина долго не понимала причину этого, а потом решила, что переживёт их. Но дело дошло до лечения в больнице.

Отцу стало жаль дочь, и он постепенно переколол на мясо всех уток и гусей, вообще престав их держать.

На следующий год, когда Нине в январе исполнилось семь лет, их лошадь родила жеребёнка, который к лету уже заметно подрос.

Однажды, уходя на работу, Василий Иванович взял с собой дочь, и они пошли на зады пасти жеребёнка на подросшей за забором высокой луговой траве. И когда тот стал мирно щипать её, отец наказал Нине:

– «Я сейчас пойду на работу, а ты пока паси его! А когда я вернусь на обед, то вас заберу домой!».

Отец ушёл, а дочь осталась пасти, накрутив на правую руку длинную верёвку – чтобы жеребёнок далеко не уходил.

Но когда тот увидел, что хозяина нет, то сразу рванул галопом домой к маме, таща лёгкую малышку Нину по траве за затянутую верёвкой правую руку. Она не смогла сразу удержать его, и теперь ничего не могла с этим поделать.

В результате с вывихом кисти правой руки и большого пальца жеребёнок мчал несчастную девчушку по Веденееву переулку мимо школы и далее по Большой дороге к их дому, напротив которого через улицу и находился завод.

Народ сразу сбежался и руку распутали. А рабочие сообщили о несчастье её отцу.

– «Ну, Нина, ты живая?!» – со слезами на глазах спросил Василий Иванович.

– «Вроде, только больно руку!» – сквозь рёв дочери услышал он.

– «Потерпи! Сейчас я её тебе вправлю!» – успокоил отец, к счастью бывший ещё и опытным признанным костоправом.

Василий Иванович вправил дочери кисть руки и палец, и сделал холодный компресс с помощью кем-то вовремя поднесённой колодезной воды.

– «Ну, вот! Всё будет хорошо! Не плачь!» – прижал он к себе дочь, ласково разглаживая её прямые тёмные волосы на темени.

– «Вот ты её всё заставляешь, а она ещё мала!» – укорили отца, подбежали недалеко купавшиеся её братья Михаил и Иван.

– «Я вас где буду искать? А она всегда со мной!» – и их укорил отец.

И было за что. Ведь Василий Иванович был просто нарасхват, и у него практически не было свободного времени, к тому же он был безотказен. Он был ценен не только, как мастер по металлу и всему другому, но и как замечательный костоправ. К нему за помощью с вывихами рук и ног людей, ног и лап скотины ходили со всего села. Шли к нему и с другими трудностями и жизненными проблемами.

И одна из таких проблем вскоре коснулась всей семьи Ерёминых.

Рядом с домом и двором Дюковых соседствовал дом и двор Батаевых, занимавшихся ямской гоньбой, то есть в основном перевозом казённой корреспонденции, потому имевших много лошадей, в том числе и скаковых, не раз бравших призы на местных скачках.

И однажды Нина из своего окна увидела, что во дворе Батаевых готовятся заколоть самую лучшую их лошадь, всегда обгонявшую на скачках всех других лошадей их села. Нине так стало жаль её, что она заплакала. Ведь дома никого не было и помощи ждать было не от кого.

Лишь пришедший на обед отец спросил её:

– «Ты что плачешь?».

– «Я не зна-ай! Батаевы свою лучшую лошадь хотят зарезать!» – заверещала дочь.

Закончив еду, Василий Иванович поспешил к соседям, захватив и Нину.

– «В чём дело?!» – спросил он хозяина.

– «Да она заднюю ногу напрочь переломила!» – ответил сам Батаев.

– «Я вам не дам её резать! – возразил он татарину – Идите! Дело обойдётся хорошо, нога будет ходить и бегать, как и раньше!».

Василий Иванович и хозяева двора под живот подвесили лошадь в стойле, и он стал, как надо собирать сломанную ногу, постепенно крепко стягивая её материей и жгутами.

А когда закончил, сказал хозяину:

– «Пусть так пока повисит, кормите и поите её. А я буду каждый день приходить лечить!».

И действительно, Василий Иванович каждый день заходил к соседу и сам из своих рук подкармливал лошадь хлебом с насыпанным на него тёртым мёдом. Для этого он заранее напильником счищал его с давно закристаллизовавшегося куска.

– «А это зачем ты её так кормишь?» – спросила отца, всё это видевшая Нина.

– «Чтобы нога срослась быстрей!» – ответил тот.

И действительно нога вскоре срослась. Но лошадь опускать на землю ещё долго не спешили.

Но Василию Ерёмину чаще приходилось помогать людям.

А однажды даже собственной жене, когда она вдруг тяжело и как-то странно заболела. У неё сильно болела нога, а сама она впадала в беспамятство и бредила.

На тройке лошадей самого владельца завода Завьялова, бесплатно выделенных Василию Ивановичу Ерёмину управляющим П. М. Пережогиным, он днём и ночью возил жену по разным врачам. Но никаких причин боли они у неё не обнаруживали.

Наконец, отчаявшись, он вызвал из Нижнего Новгорода хирурга. Тот осмотрел ногу больной и решил вскрыть её. Но в этот момент в процесс вмешалась Нина, сквозь слёзы и возмущение задавшая прямой вопрос:

– «Вы что маманьку режете?!».

– «Так надо!» – ответил врач.

И Нина успокоилась.

– «Кровь хорошая! Значит, кость не гниёт!» – объяснил хирург её отцу.

Потом врач стал протыкать больную ногу вдоль кости очень длинной иглой, в итоге заключив:

– «Да вот! Боли в ней нет никакой!».

А Александра Петровна при этом продолжала беситься, дразниться и ругаться, а то петь и смеяться. В общем, традиционная медицина оказалась бессильной.

Тогда Василий Иванович обратился к нетрадиционной. Ночью он