— Умерли? — наконец переспросила я, и голос мой слетел с губ тихим шепотом. — Все? Как?

— Нет-нет, — сказал он, отвернувшись, отчаянно мечтая сбежать. — Первая, мисс Томлин, — она умерла. При ужасных обстоятельствах. И еще три. Мисс Голдинг, мисс Уильямс и мисс Харкнесс. Они тоже скончались. Но мисс Беннет, ваша предшественница, осталась жива. Разумеется, случилось трагическое происшествие, побудившее ее к скорому отъезду, однако она выжила.

— Какое происшествие? — Я склонилась к нему ближе. — Прошу вас, мне совсем ничего не известно. Расскажите мне, умоляю.

Но он уже поднялся.

— Я и так разболтался чрезмерно, — сказал он. — Существует нечто… существуют чужие тайны, мисс Кейн. Неужели вы не понимаете? Я посоветовал вам побеседовать с мистером Рейзеном — заклинаю вас так и поступить. Если у вас есть вопросы, спросите его. Если вас что-то тревожит, расскажите ему, и он развеет ваши тревоги. Приходите ко мне с невзгодами духовного свойства, но не спрашивайте меня о последних двенадцати месяцах в Годлин-холле. Я и без того похоронил слишком много ваших предшественниц — я не желаю хоронить еще одну. А теперь я прошу прощения — боюсь, я поступил с вами дурно, у вас теперь больше вопросов, нежели ответов, и, однако, я вынужден откланяться.

Я кивнула — ясно, что он не промолвит более ни слова; я встала, пожала ему руку и зашагала к яркому солнцу дня. У дверей я обернулась: преподобный Диаконз тяжело опустился на первую скамью и закрыл лицо руками; какой-то миг я глядела на него, затем ушла.

На улице я огляделась, но детей не увидела. Зато я узрела доктора и миссис Токсли — супругов, что спасли меня в мой первый вечер в Норфолке, когда я едва не угодила под поезд.

— Мисс Кейн, — весело окликнула миссис Токсли. — Как ваши дела?

— Замечательно, благодарю вас, — отвечала я. — Я так рада вас видеть. Я как раз думала — быть может, вы заглянете выпить со мной чаю как-нибудь на неделе? Скажем, в среду?

Разумеется, ничего подобного я не думала. Эта мысль посетила меня только что. Однако у меня не было компаньонок, у меня вообще не водилось друзей. А миссис Токсли всего несколькими годами старше. Ну и отчего бы мне не позвать ее на чай? Да, я всего лишь гувернантка, а она докторша, но что с того? Улыбка ее слегка поблекла, и я заметила, что доктор Токсли неловко переминается на месте.

— К-конечно, — отвечала она, слегка запинаясь; вероятно, абсурдная внезапность этого приглашения удивила ее. — Но быть может, лучше нам встретиться в деревне, в чайной миссис Сатклифф? Вам так не будет удобнее?

— Я бы хотела, чтобы вы приехали в Годлин-холл, — сказала я.

— Она печет чудеснейшие кремовые пирожные. Вам наверняка понравятся…

— Прошу вас, — не отступала я и даже коснулась ее локтя — для меня сие весьма необычно, я прикосновений не люблю. — Прошу вас, приходите в Годлин-холл. Скажем, в среду, в три часа?

Она оглянулась на мужа, весьма, похоже, встревоженного, но затем, надо полагать, исполнилась независимой отваги и кивнула, ни слова не сказав, а я улыбнулась в ответ.

— Благодарю вас, — сказала я. — Значит, до среды. А теперь прошу меня извинить, не сочтите за грубость, но я вижу, что из паба выходит мистер Крэтчетт, и мне необходимо с ним перемолвиться.

Токсли удивленно смотрели, как я столь же решительно отбываю; я между тем направилась к помощнику мистера Рейзена, каковой, заметив меня, дернул бровью, развернулся и зашагал прочь.

— Мистер Крэтчетт? — позвала я, но он сделал вид, будто не слышит, и я закричала: — Мистер Крэтчетт! Будьте любезны! — Вышло так громко, что ему оставалось только обернуться; так же поступили и окрестные прохожие, воззрившиеся на меня неприязненно, словно я антиобщественный элемент.

— А, мисс Кейн, — промолвил он. — Какими судьбами.

— Оставимте эти игры, мистер Крэтчетт, — отвечала я. — Я желаю сообщить вам, что приду побеседовать с мистером Рейзеном во вторник, в одиннадцать утра. Мне потребуется около часа, и я бы предпочла, чтобы нас никто не беспокоил. Надеюсь, он будет свободен, но вам обоим надлежит знать, что я совершенно готова сидеть в приемной, пока он не освободится. Дабы мне было чем заняться, я прихвачу с собою книгу. Если потребуется, и две. А в случае, если мистер Рейзен вознамерится растягивать мое ожидание до бесконечности, я прихвачу с собою полное собрание сочинений Шекспира, и пьесы его помогут мне скоротать долгие часы. Как бы то ни было, я не уйду, пока мистер Рейзен меня не примет, вы вполне это уяснили? А теперь позвольте пожелать вам наиприятнейшего воскресенья, мистер Крэтчетт. Желаю вам вкусно пообедать. От вас разит виски.

С этими словами я развернулась на каблуках и зашагала прочь, оставив его посреди улицы — несомненно, потрясенного и раздосадованного моей дерзостью, — страшно довольная собой, ибо мне удалось произнести свою рацею экспромтом, ни единожды не запнувшись. Вторник, одиннадцать утра. Время назначено, и будь я проклята, если не добьюсь ответов. Я смотрела прямо перед собою, и от собственной целеустремленности меня подмывало расхохотаться; тут, к своему удовольствию, я узрела Изабеллу и Юстаса — как и было велено, они стояли у насоса, играли с палочкой и мячом.

— Пойдемте, дети, — промолвила я, шагая мимо, чувствуя себя совершенно новым человеком. — Не станемте задерживаться. Обед, знаете ли, сам себя не состряпает.

Благорасположение мое пережило час ужина и протянуло до сумерек, а затем диковинная буря чувств минувшего утра — горе, растерянность, досада и эйфория — улеглись меланхолией, и я бродила по землям поместья, встревоженная всем, что узнала или же не смогла узнать с той минуты, когда проснулась поутру. Шестая гувернантка за год! Просто поразительно. Первые четыре мертвы, пятая бежала по перрону Торпа, так спеша ускользнуть, что чуть не сбила меня с ног. Что случилось с ними? Что привело их к столь ужасному концу?

Вновь вернувшись к дому, я взглянула на окно своей спальни на третьем этаже, и отчетливая тревога овладела мною; я обхватила себя руками и потерла плечи, надеясь чуть-чуть согреться. Любопытно, почивали ли мои предшественницы в той же спальне — все-таки, в доме имеется еще по меньшей мере десять спален, и, вполне возможно, они жили в одной из них, — но от мысли о том, что я унаследовала их жилище, меня пробрал холод. Я и прежде отмечала, сколь эта комната чудесна, — не в таких (предполагала я) обыкновенно селят прислугу. Просторная, с роскошным видом на поместье. Если б не наглухо запечатанные окна, она была бы почти совершенна. Теперь же я поглядела на ее окно и вздохнула. Но быть может, дети назначили мне новую комнату, с коей не связаны мрачные воспоминания?

Сейчас, однако, я с изумлением узрела за шторами чью-то фигуру — слегка наклонившись, она взирала на меня. Не представлялось возможным разглядеть за белым тюлем, кто это, и я нахмурилась, уверенная, что ко мне в спальню пришла Изабелла. (По-моему, Юстас не из тех, кто копается в чужих пожитках.) Вот почему, отметила я про себя, я не оставляю дверь открытой. Желательно сохранить за собою хотя бы крошечную долю приватности. У меня на глазах фигура шевельнулась, а затем скользнула прочь от окна, и я решительно ступила в дом, намереваясь серьезно поговорить с Изабеллой, но, к своему изумлению, увидела ее в гостиной слева — девочка сидела на диване, вытянув ноги, погруженная в очередную сказочную повесть. Я, говоря мягко, удивилась и даже отчасти расстроилась. Значит, все-таки Юстас! Возможно, я неверно истолковала его нрав. Мне вовсе не хотелось его бранить, говоря по чести, мне он виделся очень славным мальчиком, но иного выхода не было; придется нам потолковать. Я уже двинулась к лестнице, но, не успела сделать и шагу, слева от Изабеллы появился Юстас, которого прежде не было видно, а за ним Хеклингов пес Перец — тот смотрел в потолок, из горла исторгая тихий рык и задней лапой скребя ковер, словно готовился напасть.