Маетны немедленно отправился в посольство, обещая через полчаса вернуться и передать Герингу ответ президента Бенеша.

Только когда Маетны вернулся из своего посольства с заверениями Бенеша в полной лояльности, Геринг, наконец, вышел к гостям. Время приближалось к полуночи.

Дипломаты, полные впечатлений от спектакля, вновь перешли в холл к накрытым а-ля фуршет столикам. Геринг, как добрый хозяин, с бокалом пунша обходил приглашенных. Послам пожал руки, их женам — руки целовал, остальным кивал и улыбался. Но каждому он повторял одну и ту же фразу:

— Отсутствие добросовестности со стороны канцлера Шушнига заставляет нас действовать решительным образом. Шушниг саботирует все договоренности…

Геринга остановили тревожные глаза Франсуа-Понсэ:

— Что-то стряслось у вашей возлюбленной Марианны?

— Если угодно, господин рейхсмаршал. Президент Лебрен в семь часов вечера поручил сформировать новое правительство Леону Блюму.

— Опять Блюм! А я слышал, что французы кричат на всех углах «Долой евреев!», «Блюм — это война!..» Неужели меня опять обманули? — Он любезно улыбнулся, скрывая досаду.

Посол Французской республики ничего не ответил.

К Герингу протиснулся польский посол Типский и, решительно взяв рейхсмаршала за рукав, даже оцарапался о шитье, отвел в сторону и яростно зашептал:

— В связи с аншлюсом мы должны получить какую-то компенсацию… Мы же поддерживаем вашу акцию… Качественно, ввиду своего геополитического положения, Литва является очень ценной и весьма желанной компенсацией. Вы же знаете, это и ваше, и наше решение, совместно добиваться политического подчинения Литвы Польше. — Липский вдруг посмотрел на часы. — Наши пограничники же действуют… На литовской границе же идут отдельные перестрелки… Сценарий, конечно, ваш, господина Науджока, но исполнение-то наше… Прольется польская кровь. Но повод будет. Далее — ультиматум. — Посол многозначительно поднял бровь.

«Он что, собирается шантажировать? Меня?» — изумленно подумал Геринг и напомнил зарвавшемуся поляку:

— А Клайпеда? Вы не забыли, что Клайпеда — наша? Только вы начнете акцию против Литвы, мы тут же оккупируем Клайпеду. Необходимые меры уже приняты. Потому что русские обязательно зашевелятся. А против русских мы можем быть сильны лишь вместе.

— Ваши слова можно расценивать как предложение о военном сотрудничестве против СССР? — в упор спросил Липский.

— Разумеется. — «Неужели не понимает, что это слишком серьезно, чтобы не бросаться словами на ветер!» — чертыхнулся про себя Геринг, он торопился, на затянувшийся диалог с Липским уже обращали внимание.

— Конкретные шаги?

Геринг раздраженно засопел — этим полячишкам вынь да положь все скопом:

— Сразу же после Вены… Я же сказал, все необходимые меры уже приняты… Гудериану нужно лишь развернуть свои колонны… Кейтель…

— Да-да, — удовлетворенно кивнул Липский, — мне показывали карту с германо-польской демаркационной линией на территории Литвы — она нас устраивает. Жму руку, — и посол направился к выходу.

«И этот побежал патрону звонить, — злобно усмехнулся Геринг. — Это же надо — их устраивает! Скажите спасибо, что раздел Литвы устраивает нас… Что вместе с Клайпедой мы не пристегиваем и Варшаву… Будет еще время!»

Сияя улыбкой, Геринг подошел к британскому послу Гендерсону все с теми же словами о недобросовестности Шушнига.

Гендерсон слушал с непроницаемым лицом — Герингу не понравилась эта маска невозмутимости, она не сулила так ожидаемого от англичан одобрения.

— Но господин рейхсмаршал, — наконец произнес Гендерсон. — Если даже канцлер Шушниг и недостаточно благоразумен, разве это основание, чтобы Германия совершала столь грубое насилие?

«То, о чем говорил Гесс, — отметил Геринг. — Впрочем, нет, обычное британское лицемерие… Галифакс же заверил Риббентропа, что ему до Австрии дела нет. Однако следует принять слова посла за чистую монету».

Геринг взглянул на часы и ответил:

— Слишком поздно. Фюрер уже выехал из Берлина, чтобы завтра утром вступить в Вену.

Перед отъездом из рейха Гитлер подписал приказ о вторжении в Австрию 12 марта в 12 часов дня. В приказе особо выделялось: «В случае сопротивления сломить его при помощи оружия с величайшей беспощадностью».

Шушниг стоял у окна. Он наблюдал, как внизу, на Баль-плац, вооруженные штурмовики выстраиваются плотной цепью, оттесняют от здания бундесканцелярии демонстрантов. Кальтенбруннер сидит в машине, в железную трубу рупора подает команды. Слов не слышно, оттого кажется, что нижняя его челюсть поднимается и опускается, как у Щелкунчика.

Часы пробили один раз. Половина четвертого. Половина четвертого пополудни 11 марта…

От демонстрантов отходит небольшая группа, люди идут к машине, говорят с Кальтенбруннером, показывают ему на здание бюро бундесканцлера — хотят пройти. Опять депутация? К кому? К Шушнигу или к президенту Микласу?

Миклас сидит за его спиной, в кресле, не слышно даже дыхания президента. Только тихо стрекочет наборный диск телефона. Это Гвидо Шмидт, министр иностранных дел, звонит — бесконечно звонит в Лондон, в Париж, в Рим… Париж вообще не отвечает. Хорас Вильсон неопределенно сказал, что в данный момент экспедиционный корпус британской армии не совсем готов к боевым действиям. Муссолини был краток: «Я уже говорил, что считаю тактику канцлера Шушнига в Берхтесгадене абсолютно правильной и очень умной. Что вы еще хотите? О поддержке Италией австрийской независимости теперь не может быть и речи. Это парадокс».

Шмидт сам национал-социалист. И если он сейчас конвульсивно пытается что-то предпринимать, то лишь из страха, что реальная власть над страной перейдет из рук национал-социалистов к их берлинским патронам. Но ведь так и будет, так и будет…

Вернувшись из Берхтесгадена, Шушниг сказал Шмидту: «Десять часов я боролся с сумасшедшим». Возможно, уже тогда следовало проводить мобилизацию? Или уже тогда объявлять плебисцит? Было бы то же самое. И Шмидт ответил: «К чему тянуть время…» Теперь они все тянут время, надеясь, что Зейсс-Инкварт все-таки договорится с Гитлером, пусть восторжествует в стране тоталитаризм, но Австрия сохранит независимость. Нет, Гитлеру мало просто союзного государства, ему нужны средства, деньги, земли — все!

— Вы должны, Курт, обратиться к народу по радио, — тихо сказал Миклас.

Президент все еще надеялся, что народные массы не позволят, австрийцы не дадут… О, эта псевдодемократичность! Еще в феврале Объединенный комитет профсоюзов обратился к президенту за разрешением провести сбор подписей под петицией в борьбе за независимую Австрию. Миклас настоял, чтобы в петиции прозвучала формулировка «За независимую, свободную, социальную христианскую и немецкую Австрию». Но комитет металлистов, а там сплошь все коммунисты, и их председатель Келер, тоже коммунист, вычеркнули слова «христианская» и «немецкая», и Миклас вынудил Шушнига вообще запретить сбор подписей.