энергии другому. Поэтому я сейчас такая. Но я могу взять — с вашего, разумеется, разрешения, — вашу энергию.

Я хмыкнул, почесал кончик носа. Говоря языком «торгашей и управленцев», по меткому выражению деда, я не мог понять, в чём моя выгода. Но спрашивать напрямую было неудобно, поэтому я сформулировал помягче:

— И это поможет мне избавиться от черноты?

— Разумеется, — кивнула Клавдия. — Я ведь заберу вашу чёрную энергию.

— А к чему она вам — чёрная?

— У меня её природа изменится, — улыбнулась Клавдия. — И очень быстро. Это одно из преимуществ целителей. Сама наша природа — белая, чёрными мы быть не можем ни при каких обстоятельствах.

Звучало разумно. Насколько вообще разумно может звучать разговор о магии…

— Убедили, Клавдия Тимофеевна, — вздохнул я. — И как это будет? Что мы должны сделать?

— Мелочь, право слово. Разрезать вены на запястьях и смешать нашу кровь.

Я моргнул от неожиданности, а Клавдия рассмеялась:

— Шучу, извините. Просто возьмите меня за руки.

Она протянула ко мне свои узкие ладошки, я осторожно взялся за них.

— Возможно, будет немного покалывать, — предупредила Клавдия и закрыла глаза.

Покалывание возникло в ту же секунду. Казалось, несколько десятков крохотных ёжиков изо всех сил стараются вырваться у меня из-под кожи. И к тому прибавлялось ощущение, будто из меня в Клавдию что-то переливается. Что-то важное для меня, почти такое же важное, как кровь. Я бы разорвал нашу связь в ту же секунду, если бы не странное чувство.

Внутри меня как будто что-то расслабилось. Я глубоко вдохнул, у меня закружилась голова.

— Вот и всё! — отпустила мои руки Клавдия. Она встала на ноги — тоже нетвёрдо, будто выпившая. — А теперь прошу меня ненадолго простить, я должна…

Она, не договорив, открыла замеченную мной дверь и вошла туда. На ходу скинула халат. Спустя минуту зашумела вода в душе.

— Интересно, — заметил я, глядя на халат, лежащий на полу. А потом сунул руку в карман и вынул жемчужину.

Казалось, тьма в ней корчится от боли. Её становилось меньше, меньше… Когда тёмной осталась треть жемчужины, процесс остановился. Технология работала.

Из душа Клавдия вышла совершенно другим человеком. Человеком, замотанным в одно полотенце, и с другим полотенцем на голове. Увидев меня, она как будто озадачилась, но тут же в глазах сверкнуло осознание.

— Прошу прощения, после такого сильного расхода магической силы я немного дезориентирована, — сказала она, и её щёки порозовели.

— Да ничего, — пожал я плечами, но всей моей силы воли не хватало, чтобы отвести взгляд от ног девушки и верхней части груди. Взгляд метался туда-сюда, и я резко встал. — Подожду снаружи. Переодевайтесь.

И вышел за дверь, пока Клавдия не заметила моей реакции. Вполне, впрочем, адекватной реакции, в моём-то возрасте. Я и в прошлой жизни не был настолько стар, чтобы игнорировать присутствие поблизости красивых женщин, особенно столь необременённых одеждой, ну а в переполненном гормонами теле Кости Барятинского и вовсе было нелегко.

— Надо с этим что-то решать, — поделился я вполголоса с пустым коридором.

А как решать? Учитывая специфику этого мира, тут, верно, с внебрачными связями очень непросто. Жениться, повесить себе камень на шею? Нет уж, спасибо, не мой случай.

Проститутки? Тоже мимо. Вряд ли это пойдёт на пользу белому магу. Да и репутацию рода, который вот-вот войдёт в ближний круг, тоже портить не хочется. Не просить же Надю каждый раз изменить мне внешность перед походом в бордель.

Ситуация… И о чём я, скажите на милость, тут думаю?

— Константин? Можете заходить, — высунула голову в коридор Клавдия. — Вы предпочитаете чёрный или зелёный чай?

— Чёрный, — сказал я и вошёл в комнатёнку.

Электросамовар на столе свистел. Клавдия достала откуда-то фарфоровый заварочный чайник и насыпала в него заварку.

— Садитесь, — сказала она, указав на единственный стул. — Берите печенье. Нам обоим нужно немного подкрепиться.

Тон, которым она говорила, мне не понравился.

— У нас что, по планам сегодня ещё что-то в этом духе?

— Увы, — вздохнула Клавдия.

Выключила самовар, повернула краник и наполнила чайничек кипятком. Потом поставила его сверху самовара.

— Вы уверены… Послушайте, может быть, мы перейдём на «ты»?

Неудобно, ей-богу. Ладно бы она была меня хоть на десять лет старше. А то — юродство какое-то.

— Если тебя это не смутит — я только рада, — улыбнулась Клавдия.

Она опять была в халате, только, похоже, в другом. От неё пахло свежестью и чистотой. Наверное, от одного этого запаха больным должно становиться легче. Болезнь — это всегда грязь. А чистота — помогает.

— Ты уверена, что это нужно? — спросил я. — Мне показалось, что после той женщины тебя сильно… — Я поколебался и заменил готовое сорваться с языка «накрыло» на более приличное: —…сильно опустошило.

Клавдия посмотрела на меня с удивлением сверху вниз.

— Конечно, я уверена, что это нужно. Люди умирают!

— Так они всегда умирают, — ляпнул я прежде чем вспомнил, что говорю не с соратником по сопротивлению, а с молодой девчонкой, идеалисткой, да к тому же — белым магом.

Она помрачнела и резким движением сняла заварник с самовара. Из носика немного плеснуло на стол, но Клавдия этого даже не заметила. Когда она наливала мне чай, носик заварника стучал о край чашки.

— Бывают… серьёзные случаи, Константин. Вот эта женщина сегодня была срочным случаем. А здесь ещё трое таких, срочных. Они могут умереть к концу дня, если я не вылечу их по-своему. Врачи сделали всё, что могли, но…

— Ещё трое?! — изумился я. — Но ты же так убьёшь себя. И больше уже никому не сможешь помочь.

— Не убью. Просто полежу недельку…

— Нет. Даже не думай.

— Это не тебе решать! — возмутилась она.

— Может, и так, но рассуждать ты мне точно не помешаешь. Элементарная логика: ты можешь спасать в неделю по одному человеку на протяжении многих лет. А можешь спалить себя сегодня ради троих.

— Я не собираюсь умирать, с чего ты это взял? Мне просто будет нелегко. Ну, так и что же? Жизнь в принципе трудная.

Клавдия села рядом со мной, взяла печенье из вазочки и макнула в чай, как ребёнок. Я отвёл взгляд. Глотнул из своей чашки. Чёрный, горький, крепкий — всё как полагается.

— Ты же возьмёшь мою энергию, — сказал я примирительно.

— Нет, — удивила меня Клавдия.

— Что значит, «нет»? — вновь воззрился я на неё.

— Платон Степанович привёл тебя сюда не для того, чтобы я высосала тебя досуха. — Тут мне показалось, что я покраснел, а Клавдия даже не обратила внимания на двусмысленность сказанного; вот что значит — воспитание. — Я должна помочь тебе очистить силу.