— Стой! — скомандовал Шарп.

Лейтенант повернулся спиной к всадникам. Он хорошо знал, сколько секунд у него осталось, а испуганным солдатам Южного Эссекского, которые в ужасе смотрели на офицера, необходимо было продемонстрировать, как может расправиться с кавалерией хорошо выученная пехота.

— Последняя шеренга! Кругом! — Шарп хотел обезопасить себя от атаки с тыла, на тот случай, если французы успеют его обойти. Там находился Харпер. — Первая шеренга на колено!

И спокойно прошел через переднюю шеренгу, теперь оказавшись в безопасности. Лошади были уже в пятидесяти ярдах. — Стрелять только средней шеренге! Только средней шеренге! Стрелки, придержите огонь! Только средний ряд! Цельтесь ниже! В живот! Мы их подпустим поближе! Ждать! Ждать! Ждать!

Клинки французов были обагрены кровью по самые рукоятки, лошади покрыты пеной, а лица всадников перекошены от ярости и жажды убивать. Победа над противником, в четыре раза превосходящим их числом, далась без труда, и сейчас гусарам казалось, что они способны на все. Дюжина французов мчалась на роту Шарпа, забыв об опасности, не сомневаясь, что эти британцы будут повержены так же легко, как и два огромных каре.

Шарп наблюдал за тем, как враг скачет галопом, как из-под копыт лошадей во все стороны летит земля. Он ждал, продолжая громко говорить спокойным, уверенным голосом:

— Ждем их! Ждем! Ждем!

Сорок ярдов, тридцать... В самый последний момент французский офицер сообразил, что наделал. Он попытался осадить свою лошадь, но это уже не имело значения.

— Огонь!

Гусары были уничтожены. Совсем небольшой залп, стреляли всего лишь две дюжины мушкетов, но с такого расстояния... Лошади рухнули на землю, а две из них остановились прямо перед первой шеренгой, всадников вышибло из седла, и они покатились по траве, в безумной путанице копыт, сабель и рук. В живых не осталось ни одного француза.

— Встать! Вперед!

Шарп снова пошел перед шеренгой, мимо окровавленных останков только что атаковавших их французов. Один из гусар еще был жив, он сломал ногу, когда упал с лошади, и теперь замахнулся на Шарпа саблей. Тот даже не стал поднимать свой клинок. Только ударил сапогом по запястью француза, и сабля отлетела в сторону.

Рота обошла убитых; нужно было спешить, сражение вокруг знамен заканчивалось, британцы отступали, гусары теснили их, нанося все более серьезные потери. Шарп увидел, что в дело пошли длинные пики сержантов, охранявших знамена. Один из них изо всех сил размахнулся, описал своим страшным оружием широкую дугу, пика ударила в голову лошади, та встала на дыбы и сбросила всадника, а кровь фонтаном брызнула из раны у нее на лбу.

После залпа французских карабинов дисциплина в британском каре была окончательно нарушена. Шарп не видел офицеров, они должны были находиться где-то в гуще сражения, но французы подобрались совсем близко к знаменам, и солдаты рассыпавшегося каре бежали в сторону Шарпа под защиту его ощетинившейся штыками роты. Шарп направо и налево раздавал удары плоской частью клинка, кричал, чтобы солдаты уступили им дорогу. Ему пришлось остановиться, поскольку беглецы напирали со всех сторон; он даже поднял палаш вверх. Тогда Харпер принялся колотить беглецов прикладом ружья — огромный ирландец вынудил бегущих повернуть к флангам, где они могли присоединиться к роте Шарпа.

Вскоре путь был свободен, и Шарп устремился к знаменам. Кровь в его жилах пела от предвкушения битвы. Он не планировал штыкового удара, времени у них уже почти не осталось. Знамя покачнулось, лишь клинок офицера помешал французу ухватиться за древко, а потом штандарт рухнул на землю.

Шарп выкрикнул что-то неразборчивое. Он мчался вперед, его солдаты старались не отставать, спотыкались о поверженные тела, поскальзывались в лужах крови. Спешившийся гусар бросился к Шарпу и размахнулся саблей. Лейтенант подставил свой клинок, сабля француза сломалась. В следующий миг француз был поражен в шею и повалился ничком, а Шарп поспешил дальше.

Лошади загораживали знамена. Послышался треск ружейных выстрелов, рядом упал солдат. Шарп успел заметить, что Харпер, лицо которого перекосила ярость, стащил с коня гусара. Появился еще один всадник и бросил поводья, чтобы одним ударом покончить с Шарпом. Лейтенант успел рубануть прямо по морде лошади, которая встала на дыбы; гусар выпустил саблю, попытался увернуться, но лошадь рухнула на спину, придавив его своей тяжестью. Возле упавших знамен все еще оставалось несколько красных мундиров, окруженных всадниками, и Шарп увидел, как двое французов спешились, чтобы голыми руками покончить с последними защитниками.

А потом красные мундиры окончательно исчезли, остались лишь гусары. Французы вырвали знамена из рук мертвых солдат, и Шарп услышал победный клич. Он остановился и поднял над головой окровавленную саблю.

— Стой! Приготовиться к стрельбе!

Сам Шарп находился прямо на линии огня, поэтому бросился на землю, увлекая за собой сержанта Харпера, и одновременно отдал приказ открыть огонь. Залп прогремел у них над головами, и они сразу же поспешили вперед. Мушкетные пули покончили с французами, флаги снова упали на землю; теперь их окружали тела англичан и французов.

До знамен оставалось всего несколько ярдов, но с другой стороны к ним мчались новые всадники; в надежде завладеть знаменами французы устремились туда, где уже сложил голову не один их товарищ. Шарп бросился вперед, ухватился за древко и потянул к себе знамя полка; ярко-желтое полотнище во многих местах было пробито пулями, и Шарп, воткнув палаш в чей-то труп, взмахнул древком, отбиваясь от всадников, словно это была самая обычная дубинка.

Королевское знамя оказалось слишком далеко. К нему устремился Харпер, но лошадь ударила его крупом и отбросила назад. В этот момент другая лошадь выскочила из-за огромного полотнища желтого шелка, сабля ударила в древко, во все стороны полетели щепки, седельная сумка всадника сбила Шарпа с ног. Он почувствовал запах лошади, увидел занесенное над своей головой копыто и лицо француза в обрамлении серебряной цепочки кивера, склонившегося, чтобы вырвать знамя из его рук. Лейтенант изо всех сил вцепился в древко. Копыто опустилось совсем рядом с его лицом, лошадь рванула в сторону, всадник в последний раз дернул и отпустил древко. В этот момент Харпер ударил француза огромной сержантской пикой прямо в спину, и, испустив последний вздох, гусар соскользнул на Шарпа.

Лейтенант оттолкнул тело в сторону. Знамя все еще оставалось у него в руках. Харпер размахивал пикой, не давая всадникам приблизиться. А где остальная рота? Шарп оглянулся и увидел, что к ним с Харпером бегут солдаты. Но как же медленно они бежали!..

Он поискал глазами палаш, нашел его и вытащил из трупа, в который перед этим воткнул. Всадники продолжали атаковать, заставляя своих упрямящихся лошадей взбираться на горы тел. Шарп что-то крикнул, Харпер подхватил его вопль, но врага на расстоянии удара не оказалось. Тогда лейтенант двинулся в сторону королевского знамени, которое лежало под двумя телами всего в пяти ярдах. Он поскользнулся, упал, тут же вскочил на ноги, но дорогу ему преградили трое спешившихся французов с саблями в руках. Мгновенно рядом оказался Харпер. Один из гусар упал, пронзенный пикой, другого сразил Шарп, чей клинок отбросил саблю француза, словно она была сделана из бумаги. Но третий вцепился в знамя, вытащил его из-под тел и протянул подоспевшему всаднику. Шарп и Харпер бросились вперед, пика вонзилась в спину гусара, однако тот успел сделать свое дело. Француз схватил знамя за уголок и пришпорил лошадь.