Машина въехала в пригород Нойенхагена.

— Нужно уточнить, кому звонил напарник вашего «инвалида», — напомнил Дронго. — Все-таки он сломал ногу или вывихнул ее?

— Не знаю, — честно признался комиссар, — и даже не хочу знать. Мне только известно, что он лежит в нашей больнице и там выставлен пост охраны.

— Он в сознании?

— Кажется, да. С ним не произошло ничего страшного. Просто бегать от нас он больше не сможет. А с ногой все будет в порядке, так мне говорили врачи.

— Телефон его напарника, — снова напомнил Дронго, — это очень важно. Если даже не удастся узнать от него, то вы обязаны вычислить номер телефона и номер, куда он звонил. И сделать это надо как можно быстрее.

— Наши техники уже работают, — кивнул комиссар, — они проверят все телефоны, по которым говорили сегодня утром. Возможно, скоро мы узнаем и об этих звонках.

— А если нам удастся уточнить, какая из двух пар вызывает у нас наибольшее подозрение, возможно, нам удастся узнать номера и их телефонов.

Автомобиль подъехал к двухэтажному зданию небольшой больницы. Реннер вышел первым, за ним поспешили Дронго и еще один офицер, который первым вбежал в здание больницы, чтобы все проверить на месте. Реннер послал его в приемное отделение, откуда нужно было забрать документы Руслана Хадырова и опись его личных вещей, а сам вошел в здание, направляясь в кабинет главного врача. Дронго отправился следом за ним.

Самого главного врача в этот момент не было на месте. Их встретила его заместитель, фрау Тильда Мюллер. Комиссар не хотел тратить время на разговоры.

— Где наш больной? — с ходу спросил он. — Я имею в виду русского, который сегодня утром выпал из поезда.

— Он на втором этаже, — сообщила фрау Мюллер. Ей было лет пятьдесят. Среднего роста, плотная, коренастая, почти без шеи и с копной рыжих кудряшек. Очевидно, она считала, что такая глупая прическа ее молодила. В одном она была права: эта прическа привлекала к ней внимание.

— Тогда пройдемте вместе, — потребовал комиссар. — Что с ним произошло? Он не сломал ногу?

— Есть внутренние повреждения кости, сразу две трещины. Мы сделали рентген и все определили. Но ничего страшного. Мы уже наложили гипс и считаем, что недели через две он поправится.

— С ним можно переговорить?

— Можно, но недолго.

Они поднимались по лестнице.

— Он что-нибудь говорил? — уточнил комиссар. — В бреду или когда его к вам доставили.

— Он не был в бреду, — отчеканила фрау Мюллер, — я же вам сказала, что у него незначительные повреждения. Была сильная боль, мы сделали ему успокаивающий укол. Больше ничего. Наложили гипс, повязку, еще раз сделали рентген. Я думаю, что он сейчас спит, но мы можем разбудить его.

Они поднялись на второй этаж.

— Он в крайней палате, — показала в конец коридора фрау Мюллер.

— А где сотрудник полиции? — спросил комиссар.

— Сейчас время обеденного перерыва, — пояснила она, — поэтому двадцать минут назад мы отпустили его на обед. Он вернется через сорок минут.

— И здесь никого нет? — растерялся Реннер.

— Для чего нужно его охранять, если он все равно лежит в гипсе? — снисходительно улыбнулась фрау Мюллер. — Он никуда не сможет убежать.

Комиссар не стал ее слушать и поспешил к палате. Рывком открыл дверь, сделал несколько шагов по направлению к лежавшему на кровати мужчине и злобно выругался. Дронго и фрау Мюллер вошли следом. Несчастный Руслан Хадыров лежал в своей кровати. Даже по положению его головы и неловко лежавшей руки было понятно с первого взгляда, что он мертв. Шею стягивал обрывок провода.

Комиссар взял его руку, пытаясь нащупать пульс. Затем отрицательно покачал головой.

— Что? — встревоженно спросила фрау Мюллер. — Вы хотите сказать, что его задушили?

— Да, — кивнул комиссар, — именно это я и хочу сказать. Тело еще теплое, значит, задушили совсем недавно, возможно, несколько минут назад. Как раз в тот момент, когда прожорливый полицейский, обязанный неотлучно дежурить у палаты раненого бандита, отправился обедать. Или вы нарочно отправили его обедать, чтобы позволить убийце придушить вашего больного?

— Мы не знали… я не знала… — растерялась заместитель главного врача.

— Я отдам вас под суд, — пообещал Реннер, затем взглянул на Дронго.

— Опоздали, — горько сказал он, — но я не мог даже предположить, что все получится именно так.

Дронго посмотрел на убитого.

— Опоздали. И боюсь, что в нашей игре это еще не эндшпиль.

Комиссар вызвал бригаду. Было ясно, что здесь уже ничего нельзя сделать. Он приказал фрау Мюллер запереть палату и никого сюда не пускать до приезда экспертов, которые должны были осмотреть место происшествия. Они с Дронго вышли из здания больницы. К ним поспешил офицер, уже забравший опись вещей и документы несчастного. Он хотел что-то доложить, но комиссар махнул рукой, доставая сигареты.

— Отвезешь все к нам в управление, — сказал он мрачно, — сейчас сюда прибудет бригада из Берлина. Похоже, вы были правы, — произнес он, обращаясь к Дронго. — Я был абсолютно уверен, что после убийства такого бандита, как этот «вор в законе», его убийцы постараются сбежать. По моим расчетам, они уже должны были находиться вообще в другой стране. А они, оказывается, где-то рядом с нами и еще решаются на такой дерзкий поступок. Чем им мешал этот молодой парень? Зачем они его убили?

— Я как раз об этом сейчас думаю, — признался Дронго. — По логике, его вообще должны были забыть. Он был мелкой сошкой, обычным телохранителем, даже не главным. Просто парень на подхвате. Им с напарником велели как можно быстрее покинуть поезд. Он действительно ничего не знал, в этом я уверен, ведь я с ними даже разговаривал. Тогда — почему? И где его мобильный телефон? У него должен был быть с собой телефон. Я не видел его на столике. Может, среди личных вещей?

Комиссар подозвал офицера, стоявшего на некотором расстоянии от них.

— В описи личных вещей есть мобильный телефон?

— Нет, — ответил офицер, заглядывая в список, — ему бы не разрешили взять телефон с собой в палату.

— Узнай, где его телефон, — приказал комиссар.

Офицер кивнул и поспешил в здание больницы. Он видел, в каком состоянии находится Реннер.

— Я думаю, что преступники пытались узнать какие-то факты из жизни убитого преступного авторитета, — сказал Дронго, — и боюсь, что парень стал жертвой противостояния двух криминальных группировок. Очевидно, другая сторона все еще пытается контролировать ситуацию. Это как раз то, о чем я вам говорил. Отсюда вывод: мои предположения оказались отчасти правильными. Обоим пассажирам, находившимся в нашем вагоне, я сказал о важных документах, которые вез с собой Георгий Цверава. Если кто-то из них успел позвонить и сообщить об этом, то боюсь, что сюда он приехал для того, чтобы узнать все подробности. Или убрать опасного свидетеля.