Светлана, все так же глядя в его глаза, приподнялась на цыпочках, ее губы коснулись его губ, и он крепко сжал ее в своих объятиях…

Все остальное было, как в розовом сне. Виктор смутно помнил, как она отступила к стоящей позади кушетке, как остановилась, коснувшись голенями ее края, как подогнулись ее колени и, опускаясь, она потянула его за собой. Легкий белый халатик с белоснежными пуговицами распахнулся, открыв взору нежное, чуть розовое девичье тело…

Весь день Виктор чувствовал себя не в своей тарелке, хотя где-то в глубине души его распирала гордость, но к вечеру усталость взяла свое и, несмотря на душевное волнение, ужасно захотелось спать. Улегшись на кровать, он отдал самому себе приказ: «Отбой», и уснул так быстро, будто бы не спал целую вечность. Ему снилось, что он провалился в бесконечную пропасть и, кружась долго-долго, падал. Затем перед глазами возникла красная, залитая солнцем долина и змеи, множество змей, ползущих по ней. Вот Виктор увидел себя как бы со стороны: он сидит перед горкой из сверкающих на солнце камней и перебирает их руками, раздается крик ишака, взрывы, крики…

Виктор проснулся и сел.

– Фу ты, приснится такая чушь, – сказал он вслух и, перевернувшись на другой бок, снова погрузился в беспокойную дрему.

Утром от ночных кошмаров в памяти не сохранилось ничего, кроме смутного воспоминания о бездонной пропасти.

Солнце, уже по-зимнему низкое, заглянуло в окно палаты, его лучи перебежали от стены к стене и остановились на неподвижно сидящем на одинокой табуретке Викторе. На его коленях, устало опустив голову и теребя в руках сложенную вдвое салфетку, сидела Света. Ее недавно покрашенные волосы отливали под солнечными лучами ярким рубиновым цветом.

– О чем думаешь? – неожиданно спросил Виктор, прервав затянувшееся молчание.

– Так, ни о чем, – пожала плечами девушка и тяжело вздохнула.

– И все-таки, о чем ты думаешь? – притянув ее к себе, настойчиво переспросил Виктор.

– Через три дня тебя выпишут, ты уедешь к себе в деревню, там тебя ждет какая-нибудь Эллочка-людоедочка, и все, забудешь ты о Свете, – и она опять тяжело вздохнула.

– Ты ошибаешься, Светланка, – горячо воскликнул Виктор, – я не уеду без тебя, мы поедем вместе. Ты увидишь, как у нас там здорово: грибы, ягоды, речка рядом, тебе понравится.

– Ага, и клуб в десяти километрах, – подытожила Света, – кино по воскресеньям привозят. Ты думаешь, я для того из своей глуши уехала, чтобы потом в твою деревню махнуть?! – с неожиданной злостью воскликнула она. – О боже, ну почему же мне так не везет? Вот другие девки как девки: погуляли и замуж за богатых мужиков вышли; а я, дура, до двадцати лет себя берегла, думала, вот встречу какого-нибудь врача с квартирой-пропиской, и тогда… – она мечтательно закатила глаза. – А тут видишь, что получилось? Да я тебя не упрекаю, – глядя на заерзавшего под ней Виктора, добавила она, – сама хороша. Да и надоело в девственницах ходить: подруги в общаге каждый день ребят водят, только кровати скрипят за перегородками. А мне, думаешь, не хочется? Я что, не живая?

Виктор слушал, совершенно не понимая происходящее; глаза его округлились от такой неожиданной перемены, а она все говорила и говорила, останавливаясь, лишь чтобы разок-другой всхлипнуть.

Наконец, Светлане надоело изливать желчь по поводу своей беспросветной жизни, и она, упав на плечо Виктора, окончательно разрыдалась. Он гладил ее по голове и хотел утешить, но не находил слов для утешения. Чувства, боровшиеся в нем, были противоположны и до того бессвязны, что даже он сам не мог в них разобраться. Повернув к Виктору лицо, Светлана потянулась к его губам, но, передумав, внезапно соскочила с колен, упала на жесткий матрац и, расстегнув халатик, призывно подняла руки…

Позади больничная койка, беспомощность первых дней, горечь расставания.

Прощание со Светой было грустным и пустым; он не хотел думать о ней, но и не в силах был ее забыть. Она осталась в прошлом. Впереди ждало новое будущее. Новая и, как казалось, счастливая жизнь. Прошлое хотелось забыть: забыть войну, кровь, вытереть руки о зеленую траву и жить ради жизни. Но оно – прошлое – как он ни старался, никак не желало отставать. И хотя его не мучили по ночам кошмары, и он не просыпался в холодном поту, но воспоминания часто тревожили его наяву, оставляя на душе горечь. К тому же ему не давала покоя пустота, скорее даже не пустота, а зияющий провал, оставшийся в памяти на месте последнего боя. Иногда ему казалось, что он помнит, точнее, начинает вспоминать – и тут же все исчезало, не оставляя ни малейшей зацепки или картинки из того печального дня.

Скорый поезд нес Виктора к дому, за окном мелькали огни городов, станций, иногда с грохотом проносились поезда обратного направления. Все уже давно спали. Наконец и ему надоело созерцать темноту, и он не спеша влез на верхнюю полку. Ночь была длинной, на полке трясло и все время куда-то уносило. То ли от ожидания, то ли от непривычности обстановки, но он никак не мог уснуть, лишь под самое утро его, наконец, сморило…

В вертолете почему-то находился он один. Жара, казалось, прожигала насквозь. В поисках спасительной прохлады он двигался в направлении открытого иллюминатора. Внезапно вертолет тряхнуло, и Виктор начал падать. Он почувствовал, как летит головой вниз, и, инстинктивно пытаясь защититься, выставил вперед руку. Рука приняла удар на себя, но и голова все же ударилась о что-то твердое. Резкая, обжигающая боль прокатилась по всему телу, перед глазами рассыпались разноцветные искры, которые почему-то долго светились и никак не хотели гаснуть, – прямо как те камни, мелькнула невесть откуда взявшаяся, но отчетливая мысль.

Купе проснулось. Раздались голоса. Кто-то включил свет. Виктор почувствовал, что сидит на полу и держится одной рукой за голову, другая висит плетью; на столе остались темные волосы.

– Крепкая голова, – говорит кто-то, в тишине слышно приглушенное хихиканье. Виктор встает, раскачиваясь из стороны в сторону, красные круги плывут перед глазами.

– Вам плохо? – участливо осведомляется другой голос, по-видимому, принадлежащий женщине.

Виктор успокаивающе махнул рукой:

– Нет, все в норме.

Красные круги расплываются, возникают какие-то неясные картины. Конные люди, грохот разрывов и оседающая пыль, камни, переливающиеся в раскрытых ладонях, крик взводного, больше напоминающий стон, и он, что-то прячущий в расщелину. Виктор пытается ухватить бессвязное мелькание, выстроить в логическую цепочку, но видения пропадают, и опять ничего, одна пустота. Он стоит посреди купе и жадно глотает ртом воздух. Обведя взглядом лица вытаращившихся на него людей, молча влезает на свое место и быстро засыпает, словно ничего и было.

Первые месяцы по приезде ушли на домашние хлопоты. Виктор хотел учиться, но до летних экзаменов в институт оставалась еще масса времени. Он устроился шофером в сельпо и с утра до вечера крутил баранку, развозя по магазинам разнообразные товары.

Наступил новый, 1984 год, зима унеслась вслед за последней хвостатой вьюгой, весна протекла вместе с таяньем льдов, и как-то незаметно наступило лето. Бебишев взял отпуск и, обложившись книгами, принялся готовиться к поступлению в вуз.