— Лэш, что-то ты плохо выглядишь.

— Все нормально.

— И что ты узнал?

— Я еще не закончил. Есть кое-какие противоречия, не вписывающиеся в общую картину.

— К черту картину. У тебя в Куантико столько помощников с компьютерами, что ты мог бы собрать футбольную команду.

— У вас уже есть частичный психологический портрет.

— Этот частичный портрет не предотвратил второе убийство.

— Я их идентифицирую, а не ловлю. Это ваша работа.

— Ну так дай мне хоть что-нибудь, чтобы я мог его найти, бога ради! Он уже дважды написал свою чертову автобиографию. Выпустил кровь двум женщинам лишь ради того, чтобы использовать ее в качестве чернил. Вот она, прямо у нас под носом. Он чуть ли не на тарелочке сам себя подает тебе, черт побери! Так когда ты мне его дашь? Или он должен третий раз написать то же самое?

Мастертон показал на стену, на которой ровными большими кроваво-красными буквами тянулась длинная, полная отчаяния мольба:

«Я хочу, чтобы меня поймали. Не позволяйте мне резать их. Мне это не нравится. Святые велят мне резать их, но я не хочу верить…»

Поднявшись с постели, Лэш подошел к двери, открыл ее и направился в гостиную. Занавески на большом окне были раздвинуты. Бледный фосфоресцирующий лунный свет за стеклом падал на пенящиеся гребни волн. Мебель стояла в полутени, словно на картинах Магритта.[10]Лэш сел на кожаный диван и оперся локтями о колени, задумчиво глядя на море.

Днем, когда Фогель вывел его через ряд одинаковых коридоров и боковые двери на Пятьдесят пятую улицу, Лэш ощущал в основном злость. Словно в красном тумане, он шел к парковке, чувствуя, как подсыхает на волосах проводящий гель. По пути Лэш выбросил всю литературу, которую техник с извиняющимся выражением на лице сунул ему в руки. Впрочем, к вечеру, когда он съел легкий ужин, проверил сообщения на автоответчике, поговорил с замещающим его доктором Клайном, гнев начал проходить, оставив после себя лишь пустоту. А когда Лэш наконец лег в кровать, пустота эта начала превращаться в нечто совсем иное.

Сидя на диване и глядя на море, он снова вспомнил слова доктора Аликто: «Вы видели много страшного, но оно вовсе не повлияло на вас и вашу работу».

Лэш закрыл глаза, до сих пор не в силах поверить в случившееся. Идя утром в «Эдем», он ожидал многого, но только не того, что его отвергнут. Да, он отнесся к этому просто как к некоему испытанию — бесцветный Фогель и назойливый, даже слегка пугающий доктор Аликто не знали настоящей цели его визита. Впрочем, это не смягчало боли поражения. Он вернулся из «Эдема», не узнав ничего нового об Уилнерах и Торпах. Но тихий, сладкий, словно мед, голос старшего диагноста по-прежнему звучал в ушах:

«Иногда люди, которые постоянно видят страшные вещи, не реагируют на них так, как должны. Вместо этого они отрицают их, пытаются игнорировать. И какое-то время спустя начинают блуждать в потемках…»

В течение многих лет занимаясь психоанализом и лечением, Лэш предусмотрительно избегал направлять тот же прожектор на себя самого — рассуждать о том, что движет им или сдерживает его, размышлять над собственными мотивами, сколь бы хороши или плохи они ни были. Но теперь, когда он сидел в темноте, ему в голову приходили именно такие мысли.

«Что склонило вас к тому, чтобы уйти? Какое-то особое задание, слишком неприятное дело? Какая-то ошибка или неверная оценка с вашей стороны? Может, нечто такое, что повлияло и на вашу личную жизнь?»

Лэш встал и прошел по коридору в ванную. Он зажег свет, открыл шкафчик под умывальником и присел. Там, за запасными бутылками с шампунем и упаковками бритвенных лезвий, стояла маленькая коробочка. Достав ее, он поднял крышку. Коробочка была наполовину заполнена маленькими белыми таблетками — секоналом, который подарил ему много лет назад коллега-агент, конфисковавший его во время обыска в квартире подозреваемого в отмывании денег. Когда Лэш переехал в этот дом, он собирался спустить лекарство в унитаз, но почему-то так и не сделал этого. Снотворное осталось в темном углу под раковиной, почти забытое. Прошло три года, но Лэш был уверен, что таблетки не просрочены. Взяв горсть, он раскрыл ладонь и взглянул на них.

А потом он ссыпал таблетки обратно в коробочку и спрятал ее в шкафчик. Если бы он принял их, вернулись бы тяжелые дни: те месяцы перед тем, как он ушел из ФБР, и сразу после. Но ему не хотелось воскрешать их. Никогда.

Выпрямившись, он вымыл руки, глядя на свое отражение в зеркале.

С тех пор как он переехал сюда и открыл частную практику, он снова обрел способность нормально спать. Он мог бы завтра отказаться от всего и вернуться к своим консультациям. А сон вернулся бы к нему.

Впрочем, он почему-то знал, что не сделает этого. Ибо даже сейчас, глядя в зеркало, он видел призрачную фигуру Льюиса Торпа, который смотрел на него с зернистой видеозаписи и продолжал задавать один и тот же вопрос…

«Почему?»

Лэш вытер руки, прошел в спальню, лег и стал ждать. Не прихода сна — он понимал, что этого не будет, — а просто когда наступит утро.

На следующее утро, когда Лэш вышел из лифта на тридцать втором этаже, Мочли уже ждал его.

— Сюда, пожалуйста, — сказал он. — Что вам удалось выяснить насчет Уилнера?

«Он явно не из тех, кто тратит время на пустые предисловия», — подумал Лэш.

— За эти выходные я успел поговорить с их врачом, братом Карен Уилнер, матерью Джона Уилнера и подругой по колледжу, которая гостила у них неделю в прошлом месяце. Та же история, что и с Торпами. Они были даже слишком счастливы, если такое вообще возможно. Подруга сказала, что стала свидетельницей только одной мелкой ссоры — по поводу того, какой фильм смотреть вечером, — но и та через минуту закончилась взрывом смеха.

— Ничто не говорило о том, что они собираются покончить с собой?

— Нет.

— Гм… — Мочли провел Лэша через открытую дверь в комнату, в которой за стойкой ждал человек в белом халате. Директор вспомогательной службы взял со стойки пачку скрепленных страниц и вручил ее Лэшу. — Подпишите это.

Тот пролистал объемистый документ.

— Только не говорите, что это очередное обязательство о неразглашении тайны. Я уже подписал несколько таких.

— Тогда вы имели доступ лишь к общим сведениям. Ситуация изменилась. Этот документ просто подробнее описывает объем штрафных санкций, гражданской и уголовной ответственности и тому подобное.

Лэш бросил пачку листов на стойку.