Конечно, никто из девушек отродясь не работал, и они понятия не имеют, откуда берутся деньги. Разве что баронесса Нуарре прекрасно понимает, на чем основано богатство их семьи – у нее как раз из всех прибывших самые роскошные бриллиантовые серьги, что вызывает зависть и злость у некоторых других учениц.

Ну, ничего, если они хотят учиться в нашей школе, им придется как-то сосуществовать друг с другом и хотя бы внешне не выказывать недружелюбия.

– Трудно вам с ними будет, ваше сиятельство, – жалеет меня Дениз. – Еще и этот противный месье де Крийон! Я искренне хотела ему помочь, а он сказал, что лучшее, что я могу сделать – это не мешать. Не правда ли, какой наглец?

Я сочувственно поддакиваю, но мысли мои заняты совсем другим – через два дня в поместье по случаю открытия школы должен состояться приём, на который съедутся дворяне со всего герцогства. Непростое испытание для моих нервов.

Это – не бал в столице, где меня представляли новым знакомым. Это – раут, на котором соберутся те, кого графиня де Ламарк знает с детства. Те, с кем она (то есть, я!) должна обсуждать множество самых разных вещей. А если я назову кого-то не тем именем? Перепутаю чьих-то жен, мужей и детей? Или проявлю недопустимое незнание истории Виларии или местных обычаев?

Ох, мне нужно срочно что-нибудь выпить. И это что-нибудь – отнюдь не стакан воды, что предлагает мне Дениз.

Вечером я впервые встречаюсь с нашими ученицами за одним столом. Все двадцать девушек приветствуют меня с большим радушием. Даже Арлет Пикард – на сей раз она не считает возможным критиковать мой наряд. Впрочем, мой гардероб уже обновлен, а я уже и сама в состоянии подметить устаревшие платья на некоторых ученицах – не сомневаюсь, им еще доведется отведать яда с острого язычка дочери герцога.

С началом занятий в стенах школы девушки будут носить стандартную форму – бордовые платья, отделанные кружевом по вороту и манжетам. Это позволит хотя бы немного нивелировать материальные различия между ними.

Но сегодня им еще позволено блеснуть своей любимой одеждой. И хотя мужчин за столом нет, некоторые ученицы надели платья с декольте и увешали себя драгоценностями. Ну, что же – пусть пока развлекаются.

А вот то, что одна из девушек считает возможным высказать свое «фи», критикуя рассадку за столом, я не могу оставить незамеченным:

– Напомните мне ваше имя, мадемуазель! – требую я. – И выскажите, пожалуйста, ваши претензии чуть громче – чтобы их слышала не только ваша соседка.

Светловолосая девушка заметно смущается, но отвечает довольно уверенно:

– Маркиза Мариса Лесанж. Простите, ваша светлость, если я невольно вызвала ваше раздражение, но я полагаю (и не стыжусь повторить это во всеуслышание), что наши с герцогиней Пикард титулы дают нам право самим выбирать себе место за столом, а не смешиваться с теми, чей ранг значительно ниже.

При этих словах Арлет краснеет и начинает старательно ковыряться в гусином паштете на своей тарелке. Похоже, к подобному выпаду подруги она оказывается не готова. А учитывая, что однажды она уже проштрафилась, то и поддерживать Марису не спешит. А вот другие девочки в ответ на это возмущенно перешептываются.

– Вы имеете право на собственное мнение, мадемуазель! – признаю я. – Но я бы хотела, чтобы не только вы, но и все присутствующие осознали общее правило – в стенах нашей школы вы все находитесь в равном положении. Ни я, ни ваши учителя не станут делать между вами различий. И требовать к себе особого отношения никто из вас не сможет. Если кого-то не устраивает подобное положение дел, то скажите это сразу – таковым лучше поискать для себя другое учебное заведение.

Я выжидательно смотрю на маркизу. И не только я.

Мадемуазель Лесанж хмыкает, показывая свое отношение к подобному правилу, но с протестами решает повременить.

– Как изволите, ваше сиятельство, – отвечает она и возвращается к еде.

Признаться, я предпочла бы, чтобы среди учениц не было столь титулованных особ – тогда остальные девочки чувствовали бы себя куда комфортнее. Но что есть, то есть.

Не удивительно, что после такого ужина у меня появляется головная боль.

– Я принесу вам чаю с мелиссой, – предлагает Дениз. – А на ночь нужно непременно выпить теплого молока – отличное средство от бессонницы.

Как ни странно, но молоко помогает (а может, сказывается усталость от многочасового общения с этой разношёрстной компанией), и я засыпаю довольно быстро.

Сначала мне снится мой настоящий мир. Старенькое здание школы, в которой я проработала почти четыре года. Кабинет с тремя рядами низеньких парт. И мои шумные озорные четвероклашки.

Хотела бы я сейчас вернуться к ним? Даже не знаю. Теперь, когда я понемногу начинаю осваиваться здесь, я уже не рвусь обратно прямо сейчас.

Скучать по крохотной однокомнатной квартирке на окраине города, за которую по ипотеке еще расплачиваться полтора десятка лет? Или по школьным педсоветам, на которых истеричка-завуч каждую неделю устраивает показательную порку молодым педагогам? Или по своему прежнему облику – отнюдь не модельному, надо признать? Ну уж нет!

А вот перед родителями мне ужасно стыдно. И хотя перемещение случилось не по моей воле, я чувствую свою вину перед ними. За то, что редко писала, звонила, приезжала. Хотя я всегда была именно бабушкиным ребенком – ни с мамой, ни с папой особо доверительных отношений у меня никогда не было. Да и некогда им было нас, ребятишек, особо ласкать да выслушивать – большое хозяйство, тяжелый деревенский труд.

Надеюсь, когда они встретятся с Эжени и догадаются, что она – это не я, они не отправят ее в психушку. И, может быть, ее история поможет им понять, что бабушка когда-то тоже говорила правду. А если у меня появится возможность передать им весточку, я непременно сделаю это.

Нет, оставаться в Виларии насовсем я не собираюсь. Но вот пробыть здесь несколько месяцев, попробовать с нуля поднять новую школу, помочь бедняжкам драконам, улучшить быт слуг в поместье – всё это кажется мне весьма важным делом. Ну, пусть будет считаться, что я тут на работе по найму. Ездят же люди работать за границу. Вот и я поехала.

Потом в мой сон врывается новый персонаж – высокий седовласый мужчина в камзоле, расшитом позументом. Я не знакома с ним, но сразу его узнаю – по портрету в оружейном зале, перед которым я долго стояла, пока герцогиня рассказывала мне о дедушке. О моём дедушке Рауле де Ламарке!

Он смотрит на меня со слезами на глазах и, кажется, пытается что-то сказать.

Глупо, но я прислушиваюсь! Прислушиваюсь к персонажу сна! И, конечно, ничего не слышу.

Я просыпаюсь в полночь в холодном поту.

– Что же тут странного? – удивляется бабушка на следующее утро. – Рауль решил познакомиться с собственной внучкой. Он всегда был большим мастером на подобные штучки, дорогая. Перед сном тебе нужно будет выпить настой из цветов алькирии. Говорят, это помогает повысить чувствительность. Но сейчас нам следует думать совсем о другом. Твой дедушка никуда не денется, а вот до нашего приёма остался всего один день. Конечно, Людовик и Дениз уже проделали большую работу – порядок в доме наведен, праздничное меню составлено, музыканты приглашены. Но ты же понимаешь – мадемуазель Ренуа не может похвастаться тонким вкусом, поэтому тебе следует спуститься в кухню и лично убедиться, что блюда, которые будут готовить повара, отвечают самым взыскательным требованиям. И будь покапризнее – слуги к этому привыкли.