Сценария у команды не было, зато Питер и Фонда знали имена двух главных героев. Одного звали Билли — Билли Кид, его должен был играть Хоппер, другого Уайт — Уайт Эрп, по прозвищу Капитан Америка, в исполнении Фонды. Ещё авторы знали, что хотят снять эпизод видений, вызванных наркотиками-галлюциногенами. Больше идей не было.

Три оператора съёмочной группы — Барри Файнштейн, Бэйард Брайант, снимавший в Нью-Йорке альтернативное кино для Адольфаса Мекаса, и Ле Блан, впоследствии прославившийся своими эксцентричными этнографическими документальными лентами, — оказались в сложном положении. Дело в том, что Хоппер каждого из них назначил главным оператором. Питер Пилафиан, звукооператор Брайанта, вспоминает: «Никак не могли договориться о том, что такое широкий формат. Спорили по поводу постановочных сцен с участием главных героев во время праздника. Тут Деннис становился чуть ли не маньяком-психопатом. Он хотел, чтобы на столе лежала парочка револьверов, причём непременно заряженных. Ну любил он такую атмосферу, любил нервы пощекотать». А вот замечание Билла Хейуорда: «В Новом Орлеане он совсем с катушек слетел и выпустил из рук весь процесс съёмки».

По мнению самого Хоппера, никто не хотел быть рядовым, все лезли в генералы: «Каждый мнил себя режиссёром. Я же требовал, чтобы камера работала только тогда, когда об этом скажу им я. Но стоило мне отвернуться, как тут же начинали снимать».

В самый первый день, в половине седьмого утра 28 февраля 1968 года, Хоппер собрал съёмочную группу на автостоянке аэропорта «Хилтон». «Я был взвинчен до предела, — вспоминает Деннис. — Что касается ощущений, то я считал себя чертовски хорошим режиссёром, лучшим во всей Америке». Чувствовалось, что у него начался сильнейший приступ паранойи и он, по словам Брайанта, «разошёлся вовсю, начал разглагольствовать о том, что наслышан, как много среди нас творческих личностей. Но на самом деле здесь есть только один творец — это он сам, а остальные — наёмники на подхвате, рабы и ничего больше. Вёл он себя как сумасшедший, нёс какой-то бред. Похоже, что он тогда намешал спиртное и наркотики».

Фонда вспоминает, что никто из ребят ничего не мог понять, а Деннис продолжал распекать всех по очереди, заявляя, что «это — ЕГО чёртов фильм, и что он этот — ЕГО чёртов фильм — никому не отдаст». Кончилось тем, что режиссёр охрип. Во время «спектакля» Сазерн делал вид, что забавляется с членом невероятных размеров. Он, как и все остальные, знал, что непререкаемым авторитетом для Денниса был Джеймс Дин. Так вот, когда Хоппер выдавал что-нибудь совершенно непотребное, он обычно говорил: «Деннис, а вот Джимми это бы не понравилось». Фонда посмотрел на часы и с ужасом понял, что они пропустили начало праздника — парад. «Все смотрели на меня. Ведь, в конце концов, я был продюсером. А что я мог сделать? Я стоял и думал, что всё летит к чертям. И это в мой 28-й день рождения! Хорош подарочек — этот фашист-недомерок свихнулся и вот-вот похоронит всё дело». После этого случая Фонда попросил Пилафиана и остальных звукооператоров незаметно записывать то, как Хоппер переливает из пустого в порожнее, подумывая о том, что рано или поздно это может пригодиться.

Народ стал потихоньку разбегаться. В последний день Хоппер снимал эпизод с «наркотическим путешествием» на кладбище. Участвовали Фонда и две актрисы — Карей Блэк и Тони Бэзил. Рассказывает Брайант: «К тому времени Деннис успел достать всех так, что снимать мне пришлось одному. Он довольно грубо приказал Тони раздеться и влезть, нет, даже заползти, в одну из могил со скелетом». Сцена на кладбище стала кульминацией всех съёмок на Марди-Гра. Хотя снимали всего полтора дня, этого оказалось достаточно, чтобы Деннис и Питер разругались в пух и прах. Хоппер добивался от Фонды излияния чувств — мать героя наложила на себя руки, а он, её сын, должен был, упрекая, бормотать что-то перед статуей мадонны.

— Пойми, друг, пойми, что я хочу от тебя, — твердил Хоппер, успевший к вечеру хорошенько заправиться «спидом»[39], вином и «травкой». — Заберись сюда, друг, сядь. Ведь она — это Статуя свободы, только итальянская. Влезь, сядь ей на ручки и спроси, почему она тебя покинула.

— Хоппи, я не могу это сделать. Ты пользуешься своим положением. То, что ты часть семьи, что ты муж Брук, не даёт тебе права выставлять меня в таком свете. К тому же у Капитана Америки отродясь предков не было — родился и всё тут. Так что, уж давай обойдёмся без материнских комплексов Питера Фонды и, тем более, не будем переносить их на экран.

— А кто поймёт? Нет, ты должен это сделать.

— Все поймут. Как будто никто не знает, что случилось. Непостижимо, но в ситуации, когда рассержен и расстроен был Фонда, глаза на мокром месте оказались у Хоппера. Так и пришлось Питеру взобраться на статую мадонны и выдавить из себя: «Мама, какая же ты — дура. Как я тебя ненавижу!». Хоппер стоял внизу, и слёзы ручьём лились по его щекам. «Извлекать подобных звуков мне ещё не приходилось. Я не выдержал и расплакался. Я просто рыдал», — вспоминает Фонда.

А вот замечание Хейуорда: «Возможно, кто-то посчитает, что ничего особенного не произошло. Но следует помнить, что режиссёр, которому актёр, безусловно, доверял, вышел за рамки дозволенного. Тем более очевидно, что Хоппер знал о семейных делах Питера. И тот этого уже не простил, словно кошка чёрная между ними пробежала. Другое дело, как вышло, что сцена удалась?!».

Уже полностью во власти паранойи, Хоппер потребовал у Файнштейна экспонированный материал, заявив: «Я тебе не доверяю, положи всю плёнку в мою комнату!». Файнштейн запустил в него одной коробкой, затем другой. В ответ Хоппер прыгнул на обидчика и принялся его дубасить. Вместе с дверью они влетели в комнату, где жили Бэзил и Блэк. По словам Денниса, в этот момент в постели между женщинами они увидели Питера. Оба на секунду остановились, оценивая ситуацию, чем воспользовался Файнштейн, швырнув в Хоппера телевизор. (Блэк категорично заявила, что никогда не была в одной постели с Питером Фондой.)

Как-то среди ночи, уже завершая дела в Новом Орлеане, Питер позвонил в Лос-Анджелес Брук и сказал:

— Мы закончили. Деннис возвращается завтра. Думаю, тебе следует собрать детей и уехать из дома. Деннис рвёт и мечет.

— Мало ли я видела?

— Нет, на этот раз всё гораздо серьёзнее. К тому же материал отвратительный. Да и вообще, всё хуже некуда, это катастрофа. Работать с Деннисом я не могу, скорее всего, будем его увольнять.

Конечно, размышляла Брук, можно собрать детей, но куда я пойду? И вообще, хорошо ли, правильно ли это будет? Через несколько часов позвонил Сазерн и расстроил её ещё больше:

— Выметайся из дома. Все мы тысячу раз видели, на что способен Деннис, вытворяя чёрт знает что в вашей гостиной. Да ты его знаешь лучше меня, но на этот раз дело — труба. Он свихнулся по-настоящему.

Брук не на шутку встревожилась. Если Деннис узнал, что его собираются выгнать, это действительно серьёзно. Значит — нервы на пределе. Значит — он меня придушит, и сам не поймёт, что сделал. А утром это увидят дети? Брук решила держать оборону.