После того как в цепочку попал ряд высокопоставленных чиновников силовых структур, Бардин в своей лаборатории создал особое подразделение, которое получило научное название КОВ (команда особого воздействия).

Бойцы этой команды, прошедшие «особую подготовку» под руководством Кардинала, в краткие сроки сформировали обширный банк данных, содержащий оперативную информацию о преступлениях высших чиновников государства. Бардин и двое самых приближенных ассистентов неделями не вылезали из лаборатории, составляя психоинформационные модели объектов, как называли конкретных людей «монахи», и схемы воздействия.

«Вульгарный шантаж ничего не даст, а только принесет вред, — говорил он членам Совета, когда те пытались торопить его. — Чем можно шантажировать преступника? Тем, что вы передадите информацию о его преступлениях государственным органам. Но данном случае это не годится. Органы и так располагают этой информацией. Мы ведь от них ее и получили. Но преступники знают, что для органов они неприкосновенны хотя бы по той причине, что слишком много знают. Здесь необходимо другое».

Вскоре масса чиновников, сама того не подозревая, крепко сидела «на крючке», их количество росло, как снежный ком, и Кардиналу пришлось реструктурировать лабораторию. Чиновники были разбиты на блоки, которые и получили названия «паутины», а ассистенты Бардина, руководившие кураторами, были названы «пауками». «Пауки» втягивали в свои «паутины» все новых «мух».

Особенно преуспел «паук» Петербурга, который прибрал к рукам среднее звено ГУОП и городской прокуратуры. Информация о преступниках текла в его банк рекой, и в один прекрасный день он проинформировал Совет о необходимости создания в северной столице России команд особого воздействия.

Как действовали команды особого воздействия, членам Совета было неизвестно, но действовали они весьма успешно. Бывали, конечно, и проколы. В результате воздействия покончили с собой два крупных чиновника. Александр Петрович присутствовал при докладе командира одной из команд Кардиналу и был поражен. Бардин, всегда мягкий, добродушный и хладнокровный, рявкал на своего ассистента, как ротный старшина, а нелитературные выражения, вылетавшие из его перекошенного рта, звучали вполне натурально.

Когда же после ухода командира Бирюков попытался его успокоить, доказывая, что в конце концов ничего страшного не произошло, что погибли два преступника, Кардинал бросил только одну фразу, после которой Александр Петрович почувствовал в груди легкий холодок: «Да черт с ними. Ужасно то, что пропали три месяца исследований. Когда я еще получу подмодели с такими параметрами?» Впервые Бирюков понял, что для Николая Ивановича он не единомышленник или товарищ по борьбе, а псимодель с индивидуальными параметрами, действующая по программе, заложенной природой и скорректированной людьми и обстоятельствами. Но это не оттолкнуло его от Бардина. Напротив, его интерес к этой загадочной личности возрос. Он даже попытался завязать неформальные, дружеские отношения. Что из этого получилось, он сам не понял. Кардинал был неизменно приветлив и доброжелателен, но точно так же, как и со всеми. На приглашения в гости всегда отвечал вежливым отказом, ссылаясь на срочную работу (и это было чистейшей правдой), а попытки затащить его на рыбалку или дачу в выходные дни всегда оканчивались полным провалом.

Члены Совета, наблюдая за «атаками» Бирюкова на Кардинала, только посмеивались. Все они уже прошли через это. Тем не менее Александр Петрович не сдался, и его усилия даже были некоторым образом вознаграждены.

Причиной этому послужил необыкновенно наглый шаг, который Бирюков предпринял после того, как Кардинал отказался прийти на его юбилей. Проводив гостей, Александр Петрович, вместо того чтобы отправиться спать, вызвал машину и отправился на Большую Ордынку. Адрес Бардина Бирюков узнал через своих людей в органах внутренних дел, так как Кардинал никому не давал даже номера своего домашнего телефона.

Когда Бирюков подошел к двери Николая Ивановича, то увидел клочок бумаги, приклеенный к кожаной обивке. На нем крупным ровным почерком Бардина было выведено: «Александр Петрович! Я во дворе гуляю с собакой. Буду в 23.30». Как он узнал о предстоящем визите Бирюкова, осталось тайной.

Точно в указанное время появился хозяин квартиры, ведя на поводке молодую, черную как сажа восточноевропейскую овчарку, которая смерила Александра Петровича холодным и полным достоинства взглядом. Глаза ее владельца не скрывали насмешки, но тем не менее с тех пор Александр Петрович стал единственным членом Совета, допущенным в жилище Кардинала.

Все это промелькнуло как импульс в его мозгу, когда, спустя несколько дней после приезда из Петербурга, он поздно вечером вышел из здания Государственной думы, сел в машину и коротко бросил: «К Николаю Ивановичу». В кейсе Бирюкова лежал листок бумаги, на котором было напечатано:

«Рублевский Андрей Иванович. Год рождения 1956. Москвич. Окончил Киевское общевойсковое командное училище в 1977 году. Проходил службу в Прибалтийском военном округе. Окончил Военную академию им. Фрунзе. Последняя должность — командир мотострелкового полка. В сентябре 1991 года уволен из рядов вооруженных сил за поддержку ГКЧП. В декабре 1991 года заключил контракт с сирийской фирмой на работу в г. Хомсе. С декабря 1991 по март 1998 находился в Сирии. Информацией о том, чем Рублевский занимался в Сирии, не располагаем. Вернулся в Москву 2 апреля 1998 года. В настоящее время нигде не работает и ни с кем не встречается».

В принципе ничего интересного в этом крошечном досье не было, за исключением одной-единственной фразы: «Информацией о том, чем Рублевский занимался в Сирии, не располагаем». Бирюков сам не понимал, почему эта фраза вызывала у него какое-то беспокойство.

Кардинал, одетый в широкий восточный халат, открыл дверь еще до того, как Александр Петрович нажал кнопку звонка, и гостеприимным жестом пригласил гостя в комнату.

— Вы все время демонстрируете свои сверхъестественные качества, Николай Иванович, — несколько раздраженно бросил Бирюков. — Могли бы и подождать, пока я позвоню.

Бардин добродушно рассмеялся и указал на овчарку, которая стояла позади своего хозяина:

— Это не мои сверхъестественные качества, голубчик. Это естественные качества служебной собаки: определять по запаху знакомого ей человека, как только он появляется в зоне досягаемости для ее обоняния, и подавать сигнал. А вообще-то ваши слова заставляют меня тщательно анализировать свое поведение. Меньше всего мне хочется отличаться от людей. Пусть даже и в лучшую сторону,

— Виноват, — смущенно сказал Александр Петрович и прошел в комнату, где на столике уже стоял поднос с дымящимся кофейником, двумя чашками и сахарницей. Николай Иванович не любил суррогат и не пил растворимый кофе или чай в пакетиках.

— Итак, голубчик, — приветливо сказал он, разливая крепкий кофе по чашкам, — как мне известно, вы очень успешно посетили Питер. Так что же «паук»?

Бирюков вкратце описал ситуацию в питерской паутине. Кардинал слушал, не задавая вопросов, но глаза его все равно смеялись. Впрочем, Александр Петрович уже привык к этой не совсем приятной манере и знал, что, несмотря на насмешливый взгляд, Бардин слушает внимательно.