– Жалко, говоришь, тебе мальчика, да? А ты не подумала о том, что, может, ему как раз больше повезло, чем нам с тобой? Не подумала?

– Господи, да что ты такое говоришь! Опомнись, Милка! Да как у тебя язык повернулся…

Катя в ужасе потянулась к сестре, но Милка, оттолкнув ее руки, злобно заколотила кулачками в подушку, закашлялась, просипела, захлебываясь тихой яростью:

– Дура ты, Катька! И ты туда же! Чего вам всем от меня надо? Отстаньте вы от меня со своей проклятой любовью! Не надо мне от вас ничего, только отстаньте… Не хочу, не хочу!

– Милка, да я вовсе ничего такого не хотела…

– Уйди! Уйди лучше! Мамочке вон иди расскажи про своего Алешу Вяткина, поняла? Ей понравится, она еще одну медаль себе на грудь повесит! За то, что нас в детдом не отдала! А от меня отстань!

Милка подняла бледное, мокрое, в ярких конопушках лицо, и Катя испуганно отпрянула, встала с кровати, сделала шаг к двери. Потом еще шаг. Милкин злобный взгляд будто толкал ее в грудь – и впрямь захотелось уйти, скрыться от него, сбежать поскорее. А с другой стороны – не чужой же человек перед ней сидит, сестра все-таки. Вроде как поддержать ее надо в смятенном душевном состоянии.

– Ну, чего застыла? Прошу же – уйди… – сдавленно прошептала Милка и снова упала лицом в подушку. Дрогнув субтильными плечиками, чуть повернула голову, произнесла глухо: – Правда, Катьк, уйди… Я так быстрее успокоюсь, честное слово…

Пожав плечами, Катя вышла за дверь, на цыпочках прокралась мимо маминой спальни. Зайдя на кухню, потрогала стоящий на плите чайник – горячий еще. Налила кипятку, села за стол, автоматически принялась крутить в чашке заварочный пакетик за веревочку. Вздохнула тяжело. Странная какая-то Милка стала, слишком уж дерганая. Раньше такой не была. Раньше и более нелепые мамины педагогические экзерсисы мимо нее стороной проходили, наоборот, больше на «ха-ха» их воспринимала. И вдруг – такая невротическая реакция…Что это с ней? Вроде радоваться должна – замуж выходит. А может, именно поэтому истерит? Говорят, все невесты перед свадьбой нервными становятся. Хоть бы одним глазком на этого Стаса поглядеть, что там за жених такой. Странно, почему он у них в доме даже не появляется? Хотя – чего тут странного, и без того все понятно. Все, как в частушке – мимо тещиного дома я спокойно не хожу…

– Ну, что там наша невеста? Успокоилась?

От прозвучавшего над головой маминого насмешливого голоса Катя вздрогнула, плеснула кипятком себе на ладонь, поморщилась.

– Что, обожглась? Надо под холодной водой подержать…

– Да ничего, мам. Пройдет. Я и не слышала, как ты вошла.

– Да я уж легла вроде, а все равно не спится. Глаза закрыты, а мысли в голове бродят и бродят всякие. Ума не приложу – как мы все здесь после свадьбы устроимся? Если мы молодым «детскую» отдадим, то тебе придется в гостиной на диване спать.

– А что, они уже точно собираются с нами жить?

– Конечно, с нами. А где же еще?

– Ну, может, у Стаса… Милка говорила, он у родителей один сын, и квартира вроде побольше нашей…

– Не, Кать… Чего-то я не доверяю той семье… – грузно сев на кухонный табурет, сообщила мама. – Они, конечно, ничего себе, его родители, но уж больно малахольные какие-то. Недотепы. Распустят Милку, не дай бог… За ней ведь глаз да глаз нужен… Да и неумеха она у нас – ни обед приготовить, ни порядка за собой оставить. Вот если бы им квартиру отдельную, это было бы самое то…

– Так пускай снимают!

– Да ну, не говори ерунды. Такие деньги кому-то просто так отдавать! Нет, этого я им не позволю, чтоб деньги на ветер. И в то же время тебя мне ущемлять не хочется. Ты ж не маленькая уже, чтобы на диване в гостиной спать. Хотя знаешь, дочка, есть у меня, конечно, одна очень хорошая мыслишка… И не мыслишка даже, а вполне определенная надежда…

– Какая, мам?

– Ты помнишь мою дальнюю родственницу, Анну Орлову?

– Тетю Нюру-то? Ну да, конечно… Кто ж ее не знает…

Конечно, она помнила эту странную тетеньку, мамину троюродную сестру. История, приключившаяся с ней, долгое время была в их маленьком городке притчей во языцех. Ее с удовольствием смаковали все – и кто знал тетю Нюру, и кто не знал. Потому что история была действительно не совсем обычной – что-то вроде сказки про бедную Золушку. Этой Золушкой и оказалась в свои запоздалые пятьдесят лет Нюра Орлова, или просто Нюська, как пренебрежительно называла ее раньше мама. Не могла же она предположить, что эта самая Нюська, отставная жена разбогатевшего предпринимателя Аркадия Орлова, вдруг станет в одночасье самой богатой женщиной в городе?

Сам Аркадий Орлов, законный Нюськин муж, шел к своему богатству прямым и вполне легитимным путем. То есть не упустил ни одной лазейки в грянувшей на страну, в том числе и на их маленький городок приватизации. Будучи директором большого градообразующего предприятия, сначала без труда сумел приобрести контрольный пакет акций, а потом, попривыкнув и обустроившись в своем новом положении, и вовсе ушел с головой в прелести разрешенной государством частной собственности. Постаревшая, располневшая и, чего там говорить, совершенно обыкновенная жена Нюра в эти «прелести» никак не вписалась – не нашлось ей места ни в загородном коттедже с башенками, ни в новенькой пятикомнатной квартире с шикарным евроремонтом. Так и осталась доживать свой бабий век в прежней, трехкомнатной, довольствуясь крохами от щедрот бывшего мужа. Хотя юридически «бывшим» Аркадий так и не стал – не успел просто. А может, его новая подруга по молодости лет проворонила свою удачу и не подсуетилась вовремя, то есть не настояла на разводе с прежней женой и оформлении законного брака.

Умер Аркадий внезапно, в полном расцвете буйных сил, от остановки сердца. Говорили – то ли лишнего хлебнул, то ли в бане перепарился. А может, и то и другое обстоятельство по времени совпали. Нюся, как честная неразведенная жена, рыдала у гроба покойного мужа вполне искренне, оттеснив перепуганную соперницу-молодайку на задний план. А через полгода, соблюдя все положенные формальности, отправилась к нотариусу оформлять вполне законное наследство, то есть, как ею скромно предполагалось, все ту же квартиру да новый коттедж. Поговаривали в народе шепотком, что там же, у нотариуса, после оглашения всего списка наследуемого имущества с ней приключилось что-то вроде обморока – сначала просто сидела на стуле застывшей каменной глыбой, потом начала качаться влево-вправо, словно выбирала, в какую сторону без чувств бухнуться. А что делать – была она женщиной простой, коммерчески необразованной. Словосочетание «контрольный пакет акций» ей вообще ни о чем не говорило, лишь представлялось в воображении обыкновенным бумажным конвертиком, серым и грубым, не таящим в себе никакой ценности. А нотариус такие суммы вслух произносит – в голове не умещаются. Да еще и про недвижимость всякую толкует – две квартиры в Москве, дома в Чехии, земля в Испании…

Вот так судьба ее в одночасье и развернулась – зашла к нотариусу просто Нюсей, бывшей презренной женой, а вышла от нотариуса уважаемой вдовой Анной Петровной Орловой, законной наследницей самого большого в городе состояния. Поначалу долго к нему привыкала, то есть ходила и улыбалась всем виновато, будто извиняясь, а потом ничего, во вкус вошла. Переехала в мужнин коттедж за город, нарядов накупила, за границу съездила – в те же Испанию да в Чехию. Потом на восстановление храма огромную сумму пожертвовала, очень набожной стала. По-особенному набожной – будто не просила у бога милости, а советовалась. Поначалу и страждущим помогала – кто сумел вовремя с просьбой подсуетиться, тот сполна получил. А потом будто одумалась. Проснулась в ней некая горделивая щепетильность, плечи расправились, шея вытянулась, глаза научились поверх голов смотреть. И как смотреть! Одно слово – Орлова!