О, эти волшебные дни, залитые солнцем, необъятное небо, гигантские горы, неистовая армия удальцов, непобежденных суровым величием!

Мы подплыли к Рукаву Ветров ― суровому, пустынному, полному уныния. Вдоль него, неся угрозу и ужас на своих крыльях, носится неистовый ветер, с треском гоня лодки и плоты на железные скалы. Ночью мы слышали крики; днем видели обломки крушенья, выброшенные кучами на берег, но продолжали плыть дальше. Двенадцать тяжелых часов мы работали на веслах, пока наконец не миновали грозившую нам опасность. Мы вошли в озеро Тагиш. Мертвое спокойствие, палящее солнце, жужжащие тучи комаров. Мы изнемогали от жары и налегали на весла израненными, покрытыми пузырями руками. Мы ругались и надрывались так же, как тысячи остальных участников этого своеобразного флота. Тут были лодки разных форм: четырехугольные, продолговатые, круглые, треугольные, плоские и закругленные ― все, что могло плавать. Они были большей частью сколочены из досок от 1/2 до 1 дюйма толщины, усердно выпиленных в лесах. Черный деготь покрывал сшивки неотесанного дерева. Они могли плыть боком так же хорошо, как и во всяком другом положении. И в таких нелепых скорлупах много тысяч лодочников-любителей безмятежно плыли вперед, хладнокровно встречая опасности и ночью у костра весело рассказывая о том, как избежали неминуемой гибели. Мы вошли в Пятидесятимильную Реку. Мы были в гигантской галерее. Грозные вершины поднимались уступами, ярус за ярусом, точно часовые. У входа в галерею маленькая речка извивалась, как серебряная проволока, и вниз по ней плыла стремительная армия. Люди разбивали тишину диким эхо. Они будили медведей от их оцепенелого сна. Лес пылал от их беспечных костров. Река была теперь нашим вьючным животным, неутомимым и ласковым. Плавно и спокойно она несла нас вперед, но в ее песне звучала зловещая нота. Нас предупреждали об ущелья и порогах и теперь, налегая на весла и сражаясь с москитами, мы старались угадать, близка ли опасность и как нам удастся миновать ее, когда она настанет.

И вот однажды вечером, когда мы скользили по тихой воде, течение внезапно ускорилось. Берега проносились мимо со страшной быстротой. Стремительно обогнули мы луку и очутились как раз у входа в ужасное ущелье. Прямо перед нами было что-то вроде массивной скалистой стены. Казалось, что река не имеет выхода, и, только приблизившись, мы увидели узкое отверстие в каменной поверхности, где с яростным ревом вздувалась и бурлила вода. Теперь течение бешено захватило нас; не было никакой возможности удержаться. Банка Варенья стоял на своем посту с напряженным оживленным видом человека, любящего опасность. Дрожь волнения охватила всех нас. С сосредоточенными лицами мы готовились к бою. Я был на носу и вдруг увидел, как раз перед нами плоскодонку, пытавшуюся причалить к берегу. В ней были три человека, две женщины и мужчина. Я увидел, как мужчина выскочил, держа в руке канат, которым он старался прикрепить челнок к дереву. Три раза попытки его кончались неудачей, и он метался по берегу, крича как безумный. Я увидел, как одна женщина успела выскочить на берег, но в ту же минуту канат сорвался и плоскодонка с оставшейся женщиной, крутясь, понеслась в ущелье.

Все это я видел и был так захвачен зрелищем, что забыл о грозившей нам самим опасности. Я услышал пронзительный крик ужаса ― и увидел, как покинутая женщина забилась на дно лодки, закрывая лицо руками. Я увидел, как лодка взлетела, закачалась и нырнула вниз в зловещее чрево ущелья. Река несла нас неудержимо. Мы были уже в ущелье. С обеих сторон, так близко, что мы, казалось, могли дотронуться до них веслами, возвышались до головокружительной высоты мрачные древние скалы. Река металась и бурлила, как вепрь, изгибая спину в средине течения, которое поднималось на четыре фута выше, чем у берегов. Она вздымалась большими валами, зелеными, высокими, как горы, и ужасно крутыми, как жидкий каток тобогана. Мы нырнули вниз, взлетели вверх, и черные, запятнанные мхом скалы, мелькая, пролетали мимо. Приблизительно на середине ущелья находился огромный водоем, подобный древнему кратеру вулкана, отлого поднимавшийся водоворот и здесь-то, пролетая круг за кругом, метался умчавшийся челнок. Покинутая женщина все еще корчилась в нем. Свет почти померк и брызжущая пена ослепляла нас, но я прирос к своему месту на носу и внимательно следил.

― Сторонись лодки! ― услышал я чей-то крик, ― берегись водоворота.

Было уже поздно. Злополучный челнок закружился и налетел на нас. Еще мгновение и мы были бы разбиты и перевернуты, но я увидел, как Джим и Банка Варенья отчаянным усилием налегли на весла, и челн, кружась, промчался на расстоянии каких-нибудь двух футов от нас. Я снова посмотрел и в диком паническом ужасе узнал в скорченной фигуре Берну. Я помню, как выпрыгнул ― было должно быть футов пять глубины ― и направился к берегу по пояс в воде. Помню, как уцепился за него на мгновение и бросился к челну. Я слышал крики других, которых течение сметало в ущелье и помню, как, оглянувшись, послал проклятье, потому что оба весла были унесены за борт; помню, наконец, как, нагнувшись над Берной, крикнул ей в ухо: «Будьте спокойны, я с вами».

Если бы ангел слетел для ее спасения с высокого неба, я не думаю, чтобы девушка была более поражена. Мгновение она пристально смотрела, не веря глазам. Я стоял на коленях около нее, и она положила руки мне на плечи, как бы желая убедиться, что это был действительно я. Затем, полурыдая, полуплача от радости, она крепко охватила руками мою шею. Что-то в ее взгляде, что-то в прикосновении ее прильнувшей фигурки заставило возликовать мое сердце. Я снова прокричал над ее ухом: «Все благополучно, не бойтесь. Мы выберемся».

Нас снова вынесло в главное течение. Снова мы попали в ревущий поток с его ужасающими безднами и взлетами, с его вздымающимися стенами, разъединенными веками и пропитанными мраком вечных сумерек. Вода трепала и била нас, безжалостно кружила и хлестала тяжелой пеной. С закрытыми глазами, с бьющимися сердцами мы ждали. Затем внезапно свет опять стал ярче, предвечные скалы исчезли. Мы плыли спокойно, и по обеим сторонам от нас полого поднимались ус гулами к смеющемуся небу зеленые долины. Я разжал руку и посмотрел вниз, туда, где лежало ее лицо, наполовину спрятанное на моей груди.

― Хорошо что мне удалось настигнуть вас.

― Да, ― ответила она слабо, ― о, я думала, что все уже кончено. Я чуть не умерла от страха. Это было ужасно.

Но едва она успела выговорить это, как я понял с невыразимым ужасом, что опасность еще далеко не миновала. Мы беспомощно неслись бешеным течением, и я уже слышал рев бурных порогов. Вдали было уже видно, как они клубились и пенились, кроваво-красные в сиянии заката.

― Будьте молодцом, Берна, ― прокричал я снова, ― все будет хорошо. Верьте мне, дорогая!

Она тоже вглядывалась вдаль расширенными от ужаса глазами. Однако, услыхав мои слова, она сделалась удивительно спокойна, и на лице ее появилось светлое радостное выражение, от которого сердце мое преисполнилось гордостью. Она примостилась около меня. Плоскодонка была легка и очень крепка. Мы заметались и закружились, как пробка в мельничном колесе. Злобная щелкающая волчья стая реки подбрасывала нас в воздухе и разрывала, когда мы падали. Промокшие до костей, оглушенные, ошеломленные яростными, потрясающими нервы ударами, мы готовились каждый момент пойти ко дну. Мы были в огненном котле. Рев гибели раздавался в наших ушах. Гигантские руки с клещами из пены вонзались в нас, хлестали нас. Вопли ярости оглушали нас, когда один демон перебрасывал нас другому. Неужели этому не будет конца? Грохот, треск, рев, от которого замирали наши сердца… Нас накреняло, подбрасывало, било, перекидывало… Затем вдруг наступило спокойствие. Мы, должно быть, выбрались. Мы открыли глаза. Мы снова плыли спокойно, огибая излучину реки, в тени высокого мыса. Если б только можно было пристать! Но нет. Течение унесло нас снова. Я видел, как оно проносилось под скалистым берегом и понял тогда, что худшее еще впереди. Ибо здесь-то, на расстоянии приблизительно двести ярдов, находились грозные пороги Белого Коня.