— Вот поэтому-то ты и хорошая гадалка, — отозвалась Зоря Утренняя. Вид у нее был сонный, как будто поздний ужин требовал от нее огромных усилий. — Ты рассказываешь самую лучшую ложь.

Под конец обеда Тень все еще чувствовал голод. Тюремная кормежка была довольно скверной, но все же лучше этой.

— Прекрасный обед, — похвалил Среда, опустошивший свою тарелку со всем видимым удовольствием. — Благодарю вас, милые дамы. А теперь, боюсь, настала пора попросить вас посоветовать нам приличный отель по соседству.

Зоря Вечерняя состроила оскорбленную мину.

— Зачем вам ехать в гостиницу? — спросила она. — Разве мы вам не друзья?

— Я не решился бы доставить вам столько хлопот… — начал Среда.

— Никаких хлопот, — ответила Зоря Утренняя, играя несообразно золотыми волосами, и зевнула.

— Вы, — указывая на Среду, сказала Зоря Вечерняя, — можете переночевать в комнате Белобога. Она пустует. А вам, молодой человек, я постелю на диване. Вам будет много удобнее, чем на любой пуховой перине. Клянусь.

— Это было бы очень мило с вашей стороны, — отозвался Среда. — Мы принимаем ваше предложение.

— И заплатите вы мне не больше, чем заплатили бы за гостиницу, — сказала Зоря Вечерняя, победно вздернув подбородок. — Сто долларов.

— Тридцать, — сказал Среда.

— Пятьдесят.

— Тридцать пять.

— Сорок пять.

— Сорок.

— Ладно. Сорок пять долларов.

Потянувшись через стол, Зоря Вечерняя пожала Среде руку. Потом начала убирать со стола тарелки и миски. Зоря Утренняя, зевнув так широко, что Тень испугался, не вывернет ли она себе челюсть, объявила, что отправляется спать, пока не заснула, упав головой в пирог, и пожелала всем доброй ночи.

Тень помог Зоре Вечерней отнести тарелки и блюда на кухню, где не без удивления увидел под мойкой престарелую посудомоечную машину и сложил в нее посуду. Заглянув ему через плечо, Зоря Вечерняя, досадливо ахнув, вынула деревянные миски для борща.

— Эти моют в мойке, — указала она.

— Простите.

— Ничего. А теперь давайте поищем в шкафу пирог.

Пирог — яблочный — был куплен в магазине, разогрет в духовке и оказался очень, очень вкусным. Они вчетвером съели его с мороженым, а потом Зоря Вечерняя выгнала всех из гостиной и постелила Тени великолепную с виду постель на диване.

— То, что ты сделал тогда за шашками, — сказал Среда, пока они стояли в коридоре.

— Да?

— Это было хорошо. Очень, очень глупо с твой стороны. Но хорошо. Спи спокойно.

Тень почистил зубы и умылся холодной водой в крохотной ванной, потом прошел через коридор в гостиную, выключил свет и заснул еще до того, как голова его коснулась подушки.

Во сне Тени один взрыв следовал за другим: он вел грузовик через минное поле, и по обе стороны от него взрывались противотанковые. Ветровое стекло разбилось, и он почувствовал, как по лицу у него струится теплая кровь.

Кто-то кричал на него. Одна пуля прошила ему легкое, другая раздробила позвоночник, третья вошла в плечо. Он чувствовал попадание каждой из них. Он рухнул на руль.

За взрывом последовала тьма.

«Наверное, я сплю, — подумал Тень, один в темноте. — Кажется, я только что умер». Он вспомнил, что ребенком слышал и поверил в то, что, если умираешь во сне, значит, скоро умрешь и в жизни. Мертвым он себя, однако, не чувствовал. Тень на пробу открыл глаза.

В маленькой гостиной, повернувшись к нему спиной, стояла у окна женщина. Сердце у него на мгновение зашлось, и он окликнул:

— Лора?

Освещенная лунным светом женщина повернулась.

— Извините, — сказала она. — Я не хотела вас будить. — Говорила она мягко, с восточно-европейским акцентом. — Я сейчас уйду.

— Нет, все в порядке, — отозвался Тень. — Вы меня не разбудили. Просто я видел странный сон.

— Да, — согласилась она. — Вы вскрикивали и стонали. Я хотела было разбудить вас, но потом подумала: нет, спящего стоит оставить снам.

В слабом свете луны ее волосы казались блеклыми и бесцветными. Одета она была в тонкую белую ночную рубашку, отороченную по воротнику под горло кружевом и заметающую подолом пол. Тень сел на диване, окончательно проснувшись.

— Вы Зоря Полу… — Он помялся. — Та сестра, что спала.

— Да, я Зоря Полуночная. А вас зовут Тень, ведь так? Мне так Зоря Вечерняя сказала, когда я проснулась.

— Да. А на что вы там смотрите?

Поглядев на него внимательно, она знаком предложила присоединиться к ней у окна. Пока он натягивал джинсы, она повернулась к нему спиной. Тень пошел к ней — долгий вышел путь для такой крохотной гостиной.

Он никак не мог разобрать, сколько ей лет. Кожа у нее была гладкая и без единой морщинки, глаза темные, ресницы густые, а длинные, до пояса, волосы — совсем белые. Лунный свет выхолащивал цвета, обращая их в призраки самих себя. Она была выше своих сестер.

Зоря указала в ночное небо.

— Я смотрела вот на это. — Она указала на большой ковш. — Видите?

— Большая Медведица, — откликнулся Тень.

— Можно и так ее называть, — сказала она. — Но там, откуда я родом, видят иное. Я собираюсь подняться наверх, посидеть на крыше. Хотите пойти со мной?

Подняв раму окна, она, как была босиком, выбралась на пожарную лестницу. В окно залетел порыв ледяного ветра. Что-то в окне встревожило Тень, но он не мог понять, что именно. Помявшись, он надел свитер, носки и ботинки и последовал за Зорей Полуночной на ржавую железную лестницу. Она ждала его. Его дыхание облачком заклубилось в морозном воздухе. Тень поглядел, как ее босые ноги легко поднимаются по ледяным стальным ступеням, и полез за ней на крышу.

Снова налетел холодный ветер, притиснув ночную рубашку к ее телу, и Тень не без стеснения заметил, что под рубашкой на Зоре Полуночной ничего не было.

— Вы не мерзнете? — спросил он, когда они поднялись на самый верх лестницы, и ветер унес его слова.

— Извините, что вы сказали?

— Я спросил, вас холод не беспокоит?

В ответ она подняла палец, словно говоря «Подождите», и легко ступила через бордюр на саму крышу дома. Тень перебрался через него далеко не столь грациозно и прошел за ней по плоской крыше к темному пятну водонапорной башни. Там их ждала деревянная скамья, Зоря присела на нее, и Тень опустился рядом. Водонапорная башня укрыла их от ветра, за что Тень был благодарен.

— Нет, — ответила Зоря Полуночная, — холод мне не мешает. Это мое время. Мне привольно ночью, как привольно рыбе на глубине.

— Наверное, вы любите ночь, — сказал Тень и тут же пожалел, что не нашел ничего более умного, более глубокомысленного.