– Ты разве такое допускаешь – работать на немцев? – насупился Левитин.

– А вот сами-то как думаете, товарищ старший майор? Если б я проявил усердие и свернул себе головенку в первый же раз, когда попался немцам, что бы было? Умер бы господин Кох, там, в Кенигсберге? – Юрьевич молчал, даже взгляд отвел. – Никогда не знаешь, где найдешь, а где потеряешь. Нельзя заранее готовить себе могилу. Голову свернуть не сложно, или у фрицев пулю выпросить. А что дальше? Какая польза от этого людям, стране?

– Ты не зазнавайся тут, о стране он заботится. У нас есть кому о таком думать. Мы лишь выполняем приказы.

– Конечно, но по таким приказам в начале войны сколько расстреляли? А ведь люди могли пользу принести. Не спорю, есть гниды, но ведь не все же?

– Ладно. Что ты хочешь? – сдался Левитин.

– Из моих кто-нибудь остался? – спросил я с надеждой.

– Никого. Даже на тебя Валентине похоронку отправил, сам лично писал. Времени-то сколько прошло!

– Как дочка? – раньше не спрашивал, потому как разговор был о другом, а теперь можно.

– Растет. Я заглядываю раз в неделю. Кстати, ты так и не сказал, как вы все потерялись?

– Борт, Макс, Сережка и Борян погибли еще под Воронежем, практически там, где высадились. Далеко не ушли, ждали нас, задание, кстати, мы тогда выполнили, склад был уничтожен, да и фрицев мы покрошили немало…

– Узнали от партизан, это вы молодцы, вовремя. Наши там успели немного собраться, хоть сразу не отступили. А остальные?

– Валерку я отправил на прорыв с одним окруженцем, Матросовым, кажется. Вы бы объявили его в розыск по пехотным частям, может, куда прибился? А может, как окруженца… того, шлепнули уже не в меру ретивые особисты. Оставался один Олежка, мы вместе в госпитале лежали, только в разных палатах. Его раньше выписали и, мать их немецкую в одно место, отправили на фронт…

– Как это? – аж охренел Левитин.

– А как меня послали командовать отрядом? Так же и его. Он был с документами унтер-офицера, дали ему отделение, из таких же оклемавшихся, и отправили. Мы с ним пообщались немного перед отъездом, я объяснил ему, как сообщить о себе.

– Никто не выходил на связь, по крайней мере мне ничего не известно. А давно?

– Теперь уже да, летом еще. Я после того в лагерь попал, а как сбежал, так и… Дальше вам уже известно.

– Вот черт, где ж мне его искать-то?

– Его я сам попробую отыскать. Через немцев.

– Чего еще придумал?

– Вернусь, как с меня слезут гестаповцы, отправлю запрос на поиск. Данные-то у меня есть, если жив, найду и вытащу к себе. Вы попробуйте Валерку найти, хотя сгинул, наверное, где-нибудь в болоте. А если вышел к нашим, то еще неизвестно, что лучше.

– Ну, ты уж сейчас наговоришь…

– Максим Юрьевич, да меня самого, как под копирку, два раза подряд партизаны так берут. Под Воронежем почти дохлого прикладом по башке, тут точно так же, а она у меня не железная ни разу. Я скоро отстреливать этих олухов начну, хотя и мотивы понимаю.

– Не кипятись. Как возвращаться-то будешь? – «страшный» майор посмотрел мне в глаза.

– Да как… – дернул я щекой. – Как и обычно, нагло. Фрицы вообще интересный народ, я об их порядке и прочем. Я приехал в новую часть, с заляпанным фото в документах. Кровью залил, пришлось, правда, в башку себе стрельнуть, зато повязка на голове здорово помогла.

– Да уж, наглости тебе не занимать. Анатольевич рассказывал, как ты костерил наших полководцев, что танками «бросаются», я аж не верил вначале. Но он подробно описал, какие ты предложения внес.

– Да хрень это все, – махнул я рукой, – пока сами воевать не научатся, ни фига их не пропрешь. И надо уже с вооружением что-то думать, я вам еще в прошлый раз большую выкладку сделал. Помните, по танкам?

– Да уже проперли, – загадочно заметил Левитин. – Верховный, говорят, такую взбучку устроил некоторым генералам, это после разговора с Судоплатовым, что мало не показалось никому. Все твои соображения, а также данные, что ты добыл в Ровно, были представлены Павлом Анатольевичем лично Верховному. Могу заверить, работа идет.

– Ну, может, чего и изменится. Как там, на фронте-то?

– Тяжко. Воронеж так и держим наполовину. На реке немцы, мы в городе. Сейчас чуть лучше стало, выпуск артиллерии наладили наконец, начались поставки по всем фронтам. Так что будем долбить их, пока в землю не вдолбим.

– А на юге? – я старательно обходил тему Сталинграда.

– Чуть похуже, – поморщился мой командир, – Сталинград почти с землей сровняли. Суки. Но город наш. Немчура хитро его взять хотела, не пошли напрямую.

– А как? – заинтересовался я.

– Пытались окружить, да мостов-то нет, встали вокруг на левом берегу и долбят суки. Сначала авианалеты были, ужас что творилось, Паша ездил туда, рассказывал. Весь город сожгли, а теперь артиллерией разрушают.

– Наши выдержат?

– Должны. Там что-то у нас готовится, я не знаю, что именно, но, думаю, скоро немцам кисло станет. Буквально со дня на день, видел приготовления.

– Я тут краем уха слышал, что они танки Гота на юг поворачивают, из-под Воронежа. Разбить их, наверное, не получится, но вот воспользоваться этим и вломить им в Воронеже… Из тех же разговоров в штабе немцев, – я сочинял на ходу, точнее, давал информацию из своей прошлой жизни, – Вейхс очень медлителен, его постоянно костерят Паулюс и Гот. Тот же Зальмут, командующий второй армией, намного ретивее, так что Вейхсу можно вломить, если нормально подготовиться.

– Вот и узнай это точно! Если все так, как ты говоришь, это будет просто отлично. Можно будет ударить на юг от Воронежа, и тогда Паулюсу кирдык.

– Там еще Манштейн где-то в Ростове сидит, разведка нужна, хотя чего я тут придумываю…

– Да все ты верно говоришь. Жаль, людей у нас маловато сейчас…

– А что в школе?

– А что в школе? Мы скоро всех спортсменов, со всего Союза, угробим! – вскипел Юрьевич. – Группы пропадают одна за другой, готовить не успеваем. Уж насколько твоя хороша была, да и… – что «и», было понятно.

– А скажите, Максим Юрьевич, могу я вновь этим интендантом стать?

– Не понял? Это ты о чем?

– Ну, Адам Лескофф…

– Нет, братишка, даже не пытайся, раскроют мигом. Времени очень много прошло, он пропал. Тогда была легенда, все было четко как по нотам. Предписание явиться в Ровно, где его никто не знал, ранение, все было как надо. Единственный риск был с задержкой по времени, на сколько ты «опоздал» тогда? На сутки, двое?

– Где-то так.

– Вот, а уж как выкрутился, это сказка просто. Тут же такое не пройдет. Тебя никто не знает – это плюс, но в Ровно тогда не было интенданта, ты и ехал к немцам как настоящий. А тут? Нет, однозначно нет. А почему тебе не нравится быть обер-лейтенантом вермахта Шульцем? – Гад, еще и лыбится.