– Эй, а платить кто будет? – произнесла возмущенно киоскерша, и Лера сунула ей какую-то крупную купюру, даже не подумав взять сдачу.

Просматривая интервью с самой собой на ходу, девушка вышла из здания вокзала и опустилась на ступеньки монументальной лестницы. Ее глаза выхватывали жуткие фразы – фразы, которые она, конечно же, не говорила.

«То, что мой отец ведет двойную жизнь, я подозревала давно, но страшилась себе в этом признаться…», «Да, я его люблю, но и ненавижу тоже…» «Бабушка и я его боялись, он был крайне жестоким человеком…», «Он умело играл роль доброго педагога на людях, превращая нашу с бабушкой жизнь в ад…», «Он часто намекал на то, что это именно он убил мою маму, хотя считается, что она погибла от несчастного случая…», «Все эти годы я жила как в кошмарном сне и была так рада, что его наконец-то арестовали…», «Думаю, если бы он умер как можно быстрее, то это был бы лучший для него выход…», «Мне так жаль, что я его дочь…»

Читая в ужасе эти невероятные, кошмарные слова, Лера не могла поверить, что все это напечатано в газете. Но отчего Катя не просто исказила сказанное ею, а придумала все от первой до последней строчки интервью с ней, выставив отца чудовищем и тайным садистом, так, что ни у кого после прочтения не оставалось сомнения: да, он – маньяк!

Лера, отыскав на последней странице адрес редакции «Нашего города», бросилась туда.

В высотке на площади Энгельса работники пятой власти еще не приступили к работе, и охранник, перегородив Лере путь, в итоге милостиво просветил ее:

– А, Катя из «Нашего города»? Не, на работу она еще не заявилась. Ну, она поздняя пташка! Паркуется всегда вон там!

Лере пришлось ждать около трех часов, пока она не улицезрела знакомую кофейную «Ладу». Не дав Кате даже толком припарковаться, Лера ринулась к ней.

– Почему вы сделали это? – закричала она, сразу закашлявшись.

Катя, как всегда, элегантная, выскользнула из автомобиля и заявила:

– Детка, о чем это ты?

Лера, превозмогая кашель, ответила:

– Вы отлично знаете! Это насквозь лживое интервью! Я ни слова не говорила из того, что вы напечатали. Я потребую опровержения. Я вас засужу!

Катя, усмехнувшись, оттолкнула перегородившую ей дорогу Леру и сказала:

– Судись, если так хочется. Но для всех ты дочка маньяка, и все тут. Тем более твой папаша покончил с собой, признав тем самым собственную вину. А что касается того, что интервью насквозь лживое… – Катя снова усмехнулась. – Ты ведь сама подписала бумагу о том, что согласна с текстом, с тобой согласованным и тобой, детка, завизированным. Так что тут комар носу не подточит!

Вспомнив, что в самом деле подмахнула какие-то бумаги, Лера простонала:

– Но я думала… Думала…

Обдав ее ароматом дорогих духов, Катя прошествовала мимо и сказала:

– Кто-то тоже думал, да в суп попал, слышала такую присказку? Извини, детка, но мне надо работать, а не возиться с юной дурой, у которой отец маньяк.

Смотря ей вслед и понимая, что ничего не поделать, Лера только проронила:

– Но почему? Скажите мне – почему?

Хотя и все так было понятно. Эта самая Катя была ничем не лучше, а, как выяснилось, даже намного хуже тех писак, на которых она набросилась со сковородкой.

Будь у нее под рукой бабушкина сковорода, она бы вмазала ею по элегантной прическе на элегантной башке элегантной Кати.

Катя, обернувшись, одарила ее ироничной улыбкой и сказала:

– Это бизнес, детка, и ничего личного. Мне за это заплатили, причем более чем щедро!

– Кто? Кто вам заплатил?

Катя же, уже входя в высотку, соизволила-таки дать ответ:

– А это ты у Кирюши поинтересуйся.

* * *

Прямо там, из телефона-автомата, Лера попыталась дозвониться до Кирилла, однако каждый раз до нее доносилась стандартная, сводящая с ума фраза: «Абонент временно недоступен».

Не понимая, как ей поступить, Лера побрела домой. Хотя разве эта квартира, в которой прошел обыск, из которой изъяли окровавленные вещи, в том числе и изумрудно-зеленый шарфик Лариски, теперь мертвой, в которой у бабушки приключился инфаркт, – разве это был ее дом?

Квартира, в которой она впервые занялась любовью с Кириллом.

Ну почему же «абонент временно недоступен»?

Чувствуя, что ее знобит, девушка улеглась на софу в зале и, накрывшись стеганым одеялом, провалилась в тяжелый, мутный сон.

Но даже и его она бы предпочла кошмарной, жестокой реальности.

Проснулась она от того, что кто-то барабанил во входную дверь. Спросонья запутавшись в одеяле, Лера полетела на пол и пребольно ушиблась коленкой. И, прихрамывая, поскакала в коридор.

Кирилл!

Но нет, это был не Кирилл, а всего лишь Толик. Уж кого-кого, а его она видеть не хотела.

Хотя почему, собственно?

Наверное, потому, что вся любовь, которую она испытывала к нему (если вообще испытывала), бесследно рассеялась.

Ну да, если вообще испытывала…

– Лерусик, ты ужасно выглядишь! – произнес он и попробовал поцеловать ее, но вместо этого уткнулся в затылок: Лера поспешно отвернулась.

– Думаешь, это то, что мне хочется слышать? – простонала девушка. – После всего того, что случилось? Ты что, дурак?

На глазах Толика, который в руках держал многочисленные пакеты с провизией, навернулись слезы. Швырнув пакеты в угол, он заявил:

– Ну, знаешь, ты ко мне несправедлива!

Несправедлива? Да что он, собственно, мелет? Вот если кто и имеет право жаловаться, так это она, а вовсе не Толик!

Но, вероятно, ей все-таки не следовало называть его дураком.

Толик же тем временем продолжал:

– Лерусик, я же помочь хочу! Понимаю, что тебе тяжело…

Понимает? Да что он понимает, этот наивный мальчишка!

Точно дурак.

– И вообще, ты должна понять, что с учетом обстоятельств не так-то просто было убедить родителей, что я навещу тебя…

Уставившись на Толика, Лера отчеканила:

– И почему же? С учетом каких таких обстоятельств?

Окончательно смутившись, парнишка пробормотал:

– Ну, твой отец, интервью с тобой и все такое…

Все такое?

– Что мой отец? Что все такое? Говори уж начистоту!

Толик, вздохнув, махнул рукой:

– Давай я тебе лучше куриного бульона приготовлю. Я курицу на рынке купил…

– Сам свою курицу ешь! – заявила Лера и, открыв дверь, стала один за другим вышвыривать в общий коридор пакеты со снедью, принесенные заботливым Толиком. Те с глухим шмяканьем ударялись о соседскую дверь.