— Нет, — помотал головой Митя. Еще не хватало посвящать Маркушу в свой бизнес! Он в этом плане еще хуже Крошки — завтра же пол университета будет знать. Говоря про “старую память”, Маркуша имел в виду свой индийский опыт. Вместе с женой они проработали в одном из тамошних университетов четыре года — зарабатывали на квартиру. По словам Маркуши, в Индии трава росла под ногами, хоть закурись. По жаре много не выпьешь, вот они и баловались на досуге.

— А я думал — есть. Жалко, — вздохнул Маркуша и допил остатки водки.

“Одни стукачи кругом! — подумал Митя, глядя на друга. — Будто в большом микрофоне живем.”

Он вспомнил, как однажды во время занятий на военной кафедре видел рацию, на которой была лампочка с надписью “Противник подслушивает”. Все противники, и все подслушивают. Подслушивают, стучат, болтают, трекают, нашептывают, кричат. Ведь ни одной живой душе ни слова! Все было законспирировано, как у большевиков-ленинцев. Даже товар нельзя было из рук в руки получить. Университет почему-то казался ему большим средневековым городом. С рыночной площадью, с ратушей, с тесно прижатыми друг к другу домами, в которых ютился студенческий люд, со сточными канавами, с воровскими притонами и публичными домами. Теперь он обитал где-то посредине между центральной частью, где роскошествовала городская знать, и помойкой, около которой всегда клубился опустившийся, спившийся и сколовшийся народ. Он был посредником, проводником, и всякий раз, отправляясь на окраину, боялся оступиться на скользком склоне сточной канавы. Плавать в дерьме он не умел… Митя подумал, что надо быть осторожней и немедленно убрать с кафедры все тайники.

Он оглянулся. Незаметно забегаловка Батона наполнилась людьми. Появились привычные взору алкаши, побирушки, заезжие туристы в шортах. В углу грузинские ребята, друзья Батона, играли в нарды. В воздухе плавал сигаретный дым. В зале появилась официантка Надя. Шурша накрахмаленным передником, она таскала подносы с шашлыками, лобио и сациви.

Маркуша был совершенно пьян. Он спорил с каким-то кудрявым молдаванином с соседнего стола.

— Ну, давай замажем, что я бутылку винтом, не отрываясь! — горячился Маркуша. — Ну, что ты бздишь, как девка на зачете?

— Не отрываясь? — недоверчиво спрашивал молдаванин, шевеля большими усами.

— Базаров нет. Тогда ты нам проставляешь две поллитры. Идет? Батона, дарагой! Бутылку водки принеси, пожалуйста, холодную только, — закричал Маркуша.

Надя принесла запотевшую бутылку “Столичной”. В забегаловке смолкли разговоры. Все уставились на безумного Маркушу, а Маркуша, опершись руками на стол, долго смотрел на бутылку, будто пытаясь превратить ее содержимое в воду, потом вдруг схватил, несколько раз вертанул в руке и опрокинул в широко открытый рот. Водка потекла в него как по маслу.

Митя взглянул на часы и обомлел: через несколько минут у него занятия со второй девочкой, Может, конечно, не такая умная, как Маша, может, даже полная дура, но деньги ее родители платили регулярно. С ней Митя отдыхал, с ней он чувствовал себя в своей тарелке: не надо было готовиться к занятиям, не надо было подбирать слова, чтобы высказаться. Она все старательно записывала в толстую тетрадь, а потом вызубривала и в следующий раз лепетала полный бред. Все задания и упражнения всегда были выполнены — большей частью неверно, все сочинения написаны с чудовищным количество разных ошибок. В общем, все, как в школе… Два часа, проведенные с Маркушей, промелькнули быстрее молнии, превратились за водкой и пустыми разговорами в вакуум, в ничто, и теперь ему придется расплачиваться другими двумя часами, которые будут плотными, как налитая молоком Викина грудь, будут длиться вечно только лишь потому, что день не задался с самого утра.

Митя поднялся и пошел к выходу. Маркуша все еще глотал водку. Он скосил глаз на уходящего Митю и тут же поперхнулся. Водочные брызги полетели в разные стороны. Недопитой осталась еще четверть бутылки.

— Э-эх, проиграл парень! — раздалось в разных концах забегаловки.

Маркуша со стуком поставил бутылку на стол, бешено выкатил глаза, жадно глотая ртом воздух. Вскочил, бросился за Митей. Он поймал его в дверях, схватил за шиворот.

— Ты, сука, помешал мне! Я отвлекся! Деньги давай проставляться.

Митя вынул сторублевую купюру.

— Хватит?

— Не-а, — Маркуша сам залез в его карман, выгреб все деньги. — Завтра отдам. Ей богу, отдам. Ты же меня знаешь.

— Знаю, — кивнул Митя. Скорей всего, завтра Маркуша с больной головой будет весь день валяться у какой-нибудь общежитской подружки. — Я пошел! — Митя открыл дверь.

— Да иди ты, говнюк! — весело произнес ему в спину Маркуша.

На кафедру он зашел с полным ртом “Орбита”. Валентина ждала, скучала, разглядывала портреты известных лингвистов по стенам. Ни Рашида, ни Миши-маленького уже не было. Весь бардак убран, комната проветрена. Татьяна сидела за лаборантским столом, читала Маринину.

— Ну, как тут? Начальства не мелькало?

— Фу! — Татьяна сморщилась и укоризненно покачала головой. — Тебя Аня искала, а девчонка, между прочим, уже полчаса дожидается. Ты в ее сторону лучше не дыши.

— Ну-с, на чем мы в прошлый раз остановились, барышня? — Митя придал голосу излишнюю веселость, и Валентина посмотрела на него как-то испуганно. — Типы текстов. Правописание “не” и “ни”. По Гоголю надо было сочинение дописать. “Лирическое отступление в поэме “Мертвые души”, — скороговоркой произнесла девушка.

— Ага, — Митя отвернулся и вынул изо рта ком жвачки. Заниматься не хотелось. Никудышный он был репетитор. Но надо, надо. Деньги, контролеры, долги, дочка Даша, которую он любит до беспамятства, Настя. Сыт, пьян, нос в табаке… — Вот что, красавица, домашнее задание мы потом проверим, а пока делай вот эти упражнения. Он открыл учебник, ткнул в первые попавшиеся, и пока Валентина тупо смотрела в книгу, не решаясь задать вопрос, быстро вышел.

По коридорам болтались абитуриенты. “Сейчас бы вас всех в концлагерь, в Треблинку!” — почему-то подумал Митя, глядя на смеющихся девиц. Все-таки он был неприлично пьян. Зашел в туалет, затем в деканат, заглянул в лингафонный кабинет по соседству с кафедрой. Анечка сидела за столом сразу с двумя парнями-абитуриентами. Увидев Митю, она кивнула, задала им какое-то задание и вышла.

— Ну, где ты болтаешься? Пойдем-пойдем, — Анечка взяла его под руку и повлекла по коридору. — Зачем же ты Маркуше уподобляешься, Залесов? У него уже и звание и доценство. А у тебя? — она оглянулась на шляющихся абитуриентов, прошептала: — Нас Роман Евгеньевич ждет.

— Кто это? — удивился Митя.

Аня только покачала головой в ответ.

С Аней вот уже вторую неделю они “делали дела”. В этом году ей не удалось устроиться в приемку, поэтому своих “пеньков” приходилось протаскивать через других. Митя был одним из ее “локомотивов”. За помощь Анечка отдавала ему половину денег. Кроме двух мужей и почти готовой диссертации у Анечки еще была железная боксерская хватка. Она умела делать деньги на пустом месте, из ничего. На пятиминутных консультациях, на экспертизе сочинений, на исправлении ошибок… В ее мире все имело твердую таксу.