Повесив трубку, Антон посмотрел на часы. Половина одиннадцатого вечера. Бесшумно закрыв дверь номера Злобина, Струге проскользнул мимо своей двери, краем уха услышав громкую речь Бутурлина. Иван Николаевич, вероятно, никак не мог оправиться от потрясения, поэтому Струге оставалось лишь удивляться, наблюдая нечто новое в нем – необычайное красноречие.

Лифт привез судью на первый этаж и устало зевнул створками. В тот момент, когда они закрывались, Антон Павлович уже подходил к дежурной на первом этаже. Это была та самая женщина, что оформляла его в номер в день прибытия.

Опустив формальности представления – после побоища в гостинице жильца по фамилии Струге знал уже весь персонал, он лишь дружелюбно кивнул этой даме с шиньоном. Этого вполне хватило для начала разговора.

– Вы хорошо помните тот день, когда убили судью?

– Знаете, такие дни незабываемы, – призналась женщина. Она говорила и рассматривала засохшие бисеринки крови на белых вставках куртки Струге. – Особенно если это случилось позавчера, да еще и в мою смену.

– Тогда вы наверняка помните, в котором часу покойный Феклистов последний раз зашел в гостиницу?

– Знаете… – женщина поморщилась. – Я точно помню, что этот судья прибыл за день. За день до того случая…

– Вы ничего не путаете?

– Милок! Путают по пьяни. Я здесь десять лет сижу, и если я буду всех путать, то меня вышибут с работы. В день, предшествующий убийству, Феклистов вошел в гостиницу в десять часов вечера и больше никуда не выходил.

«Милок» напряг память. Действительно, в то утро, когда он столкнулся с постояльцем номера 1017, Антон Павлович не заметил на его одежде следов от растаявшего снега. Значит, Феклистов куда-то собирался. Тогда что заставило его вернуться в номер?

«Скорее всего, тот решил проследить, не заметил ли я его манипуляций с пожарным гидрантом», – решил Антон.

– А вы прокуратуре об этом сообщали?

– А прокуратура мне этот вопрос не задавала, – ответила женщина.

Попрощавшись, Антон поднялся на свой этаж.

Антон вернулся в свой номер в тот момент, когда там уже вовсю шла дискуссия о недозволенных приемах государственных обвинителей в судебных процессах прошлых лет.

– Вы знаете, как делают представители обвинения? Склоняют граждан к подаче жалоб в кассационные инстанции, а после составляют прокурорский протест!

«Какая новость, – мысленно ужаснулся Струге. – Кто бы мог подумать?!»

– Безобразие, – соглашался Злобин. – Я понимаю ваш гнев.

Приходу Струге он радовался, как ребенок. За те десять минут, пока Антон отсутствовал, Бутурлин, очевидно, довел его до состояния крайнего умственного истощения. Бутылка на столе была наполовину пуста. Струге был оптимистом. Поэтому первое, что он сделал, войдя в номер, отметил: «Бутылка наполовину полна». Значит, разговор будет продолжен. Просто так адвокат уже не уйдет – такт не позволит, а выгнать его за дверь с недопитой бутылкой не решится Бутурлин. Но последнему мешала не врожденная тактичность, а возможность выговориться перед тем, кто его может выслушать в этой гостинице. Со Струге этого не получалось, да и не могло получиться.

Антон присел на край кровати. Лежать при госте, даже отказавшись от участия в совместной выпивке, он считал неприличным.

Струге согласился со следователем в том, что приехать в гостиницу тому следует не сейчас, а поутру. Тем более что Выходцева Антон Павлович застал не дома, а в служебном кабинете.

– Я пока знаю лишь одно, Антон Павлович, – сказал он Струге, – все звонки были сделаны на Мрянский тракторостроительный завод. Коллеги в этом городе сообщили, что их ведомство возбудило уголовное дело по факту исчезновения с территории завода девятисот тридцати тракторов на общую сумму девять миллионов триста тысяч долларов США. Следствие закончено, дело передано в суд. Отгадайте, кто его рассматривает?

– Не рассматривает, а – рассматривал… – с хрипотцой ответил Антон, поняв все.

– Совершенно верно. Феклистов Владимир Игоревич. Судья с десятилетним стажем работы.

– А что по подсудимым?

– Хороший вопрос, – похвалил Выходцев. – Я бы тоже его задал в первую очередь, даже не подумав о том, что кто-то работает над этим всего несколько часов…

– Да!.. – усмехнулся Антон. – Тороплю события… Честно говоря, мне самому все это становится очень интересно. Тем не менее как судья обещаю вам не совать свой нос в дела следствия. Приезжайте, письмо интересное. Вам будет о чем подумать.

– Я пошлю к вам машину, Антон Павлович, – извиняющимся тоном произнес Выходцев. – С минуты на минуту поступит звонок из Мрянска, и я, как вы понимаете, не могу его пропустить. К вам приедет человек по фамилии… Впрочем, вы его уже видели, так что не ошибетесь. Наш молодой выпускник юрфака. Помните его? Меня же ждите завтра, в восемь. Отвезу вас в академию на «Волге». Не доводилось ездить по Москве в прокурорской машине с синими маячками?

– Типун вам на язык, Борис Сергеевич…

На том и расстались.

– Пожалуй, господа, я ненадолго вас снова покину… – Струге в смущении поднялся с кровати и направился в сторону ванной. – Иван Николавич, дорогой, если ко мне прибудет человек, не сочтите за труд стукнуть мне в дверь.

Не слушая ответа, Антон зашел в ванную. Если не «стукнет» Бутурлин, то это обязательно сделает Злобин. Адвокат, несмотря ни на что, нравился судье. Скромен, умен, тактичен. Первое впечатление часто бывает обманчиво, однако одно из перечисленных качеств – ум, за ширмой не спрячешь.

«Как там говорил Бутурлин? Зри в корень? Вот именно».

Включив на полный напор душ, Антон примостился на корточках в углу ванной. Он хотел запомнить письмо наизусть перед тем, как оно попадет в руки Выходцева…

Струи били в дно ванны. Они заглушали не только хруст разворачиваемой бумаги, но и разговор снаружи.

«Судье Ленинского районного суда Феклистову В. И. Уважаемый Владимир Игоревич! Перед тем как послать вам документы, я навел о вас справки и получил рекомендации, которые меня вполне устроили. Теперь я считаю своим долгом сделать так, чтобы найденные мною документы стали достоянием закона. Они оказались в моих руках случайно, и я рад был бы отдать их в руки правоохранительных органов еще тогда, когда следственная группа работала на моем заводе. Однако характер деятельности этой группы позволяет мне сделать однозначный вывод о том, что данные документы никогда не лягут в основу обвинительного заключения. Я не силен в юриспруденции, а тот, кто у нас занимается правовыми вопросами, сам находится под судом. Не уверен, что текст письма позволит приобщить его к уголовному делу, так как я не обучен юридическим терминам и понятиям и я далек от правил отправления правосудия, однако уверен в том, что вы как судья, рассматривающий дело по фактам хищения с вверенного мне завода, обязаны знать правду. Это письмо – лишь сопроводительная записка для тех документов, что я вам передаю. Поскольку я стал их владельцем лишь волею случая, я снял с документов копии, которые и собираюсь вам передать. Пропажа подлинников позволила бы преступникам предпринять действия, могущие помешать вам. Я не сомневаюсь, что вы вынесете законный приговор, основываясь лишь на собственной беспристрастности и существующих в деле материалах. Однако перед тем как его оглашать, не сочтите за труд ознакомиться с содержимым «моих» документов. Несомненно, на их расшифровку и выяснение содержащейся в них информации уйдет некоторое время. Однако это время ничто по сравнению с тем, что завод может погибнуть из-за слабо разбирающихся в его инфраструктуре милиционеров и прокуратуры. Нахождение на заводе упомянутых мужей можно выразить тремя словами: глупость, жадность, обман. Именно эти качества проявили работники прокуратуры и оперативный состав отдела по борьбе с экономическими преступлениями. Поэтому подумайте о Законе настоящем! Ибо то, что лежит на столе перед вами, – не уголовное дело, а ложь. С уважением, директор АОЗТ «МТЗ» Пусыгин А. А.»…