недоумеваю я.

Оборачиваюсь, а тебяуже нет!

О, ужас! Просыпаюсья,

подпрыгивая накровати.

* * *

Но ты вернулся,несмотря ни на что.

Это было так, как восне.

Я! Я нашла тебя!

Ты стоял на месте

старого отчего дома.

Я узнала, узналатебя!

Я тысячу разпредставляла

эту нашу встречу,

но увидев тебя,

не смогла вымолвитьи слова!

Просто подошла ктебе

и дрожащими губами

произнесла имя,

Твое имя!

Я взяла тебя за руку

и потащила домой.

Возвещая двернымзвонком

на манер иерихонскойтрубы,

что я пришла!

Нет, мы пришли! Мы!

Это по-бе-да! Салютуйте!

Все псы попадают врай!

Все дети возвращаютсядомой!

Пусть уже нет тогодома,

который построилтвой отец.

Но ведь дом – это жене только стены!

Дом там, где твоесердце!

Вечером вся семьясобралась

за одним столом.

Мы наперебой

рассказывали тебео жизни,

что текла по венамэтого дома,

о жизни нашей семьи,

которую мы проживалибез тебя,

но не за тебя!

Вечером перед сном

я принесла то,

что бережно хранила

все эти годы —

твой дневник,

чтобы ты вспомнил

все что было «До»,

и поведал этимстраницам все,

что было «После»…

* * *

Жди меня, ты толькожди!

И я вернусь,

когда пройдут дожди,

наступит утро.

И ветер свежийпринесет послание с Неба…

Итак, я рад сноваписать

на пожелтевшей отвремени бумаге

«крученым» пером

некогда подаренныммне отцом.

Я вновь и вновь

перечитывал этистраницы…

И воспоминания

всплывали в моейпамяти,

будто партизанскийотряд

из густого тумана.

Я вспомнил все,

я вспомнил всесначала!

Восьмое марта 19*9года.

Это было как вчера!

Я шёл по проспекту,

неся в рукахярко-красный букет

гвоздик для мамы исестренки.

Это все, что удалосьдостать

в цветочном ларьке

в день праздника.

Я возвращался домой

после встречи сЛенкой.

Солнце догорало нагоризонте

закатным веером.

На город опустились

ранние смолистые,

влажные сумерки.

Это сигнализировалоо том,

что в стволах деревьев

уже началось движениесоков.

Я пару раз глубоковдохнул

этот благоухающийвоздух,

шумно выдохнув,

блаженно имнасладившись.

Было довольносумрачно.

Или у меня потемнелов глазах?

Я закрыл глаза,

чтобы отделаться

от этого назойливогоощущения.

А когда открыл,

понял, что лежу нахолодной земле.

Под головой растексяклюквенный морс

соленый и липкий,

падая я приложилсязатылком

к ледяному кому,

который оказался уменя под ногами.

Выла сирена,

значит, кто-то вызвал«скорую».

Эта мысль вспыхнулав моей голове

и тут же погасла,

как летящая с балкона

недокуренная сигарета.

– Парень, парень, тыжив? —

тормошила менямедсестра.

В нос ударил

отвратительно резкийзапах нашатыря,

и я ошарашенноотшатнулся.

– Что тут у нас? —

вклинился мужскойголос.

В ответ я промычал

что-то нечленораздельное.

– Черепно-мозговая,—

отозвалась сестра.

– На носилки его!

Давайте аккуратно!—

скомандовал врач.

* * *

Реанимация.

Вокруг меня обнаженныелюди.

Я тоже в чём матьродила!

Мне не хотелосьвозвращаться назад.

Его голос,

Божественный голосзвал меня:

он – солнце, он –луна,

он – небо, он – земля,

он – альфа, он –омега,

имя ему вера

имя ему надежда

имя ему любовь…

Но я здесь, я вернулся!

Вернулся лишь потому,

что ощутил на своихгубах

сливочный вкус

карамелек «слами».

Такими на вкус

были твои губы.

Но пытаясь взять

твою руку в свою,

я ловил пустоту.

К телу постепенно

возвращаласьчувствительность.

Спиным мозгом

я ощутил под собойхолод металла,

увидел сеть пластиковыхтрубок,

с ног до головы

обвивающих мое тело,словно плющ.

* * *

Уже на второй день

меня перевели вобычную палату.

Я забыл, кто я!

Я не помнил

даже своего имени,

хотя знал,

какой год сейчас надворе

и какой политическийстрой,

мог процитироватькакое-либо