что и сейчас уеду. Но дома будет еще хуже — я в этом уверена. А здесь хотя бы есть шанс увидеть мужа и не мучиться до завтра.

— Не надо ничего передавать, я подожду. Посижу внизу в холле.

На лице мужчины появляется скептическое выражение, но вслух он ничего не произносит. Лишь кивает, а я использую появившуюся паузу, чтобы сбежать от лишних расспросов.

Глава 37

Артем сказал правду: операция затянулась. День за окном сменился вечерним сумраком. Небо опять затянулось мрачной серой пеленой, полетели густые хлопья.

Нескончаемый снег… Я смотрю, как он кружит, облепляя весь окружающий мир, и хотя нахожусь в помещении, все равно мерзну. По телу ползут противные мурашки.

Вроде бы подошла совсем близко к разговору с мужем, наверняка осталось ждать совсем недолго. Но мне с каждой минутой все тяжелее. К чувству вины прибавилась странная, совершенно необъяснимая тревога.

Стараюсь думать, что просто накрутила себя и волноваться повода нет, но это ощущение никуда не уходит. Наоборот, только растет.

Я добираюсь до уборной, опускаю руки под струю холодной воды, чтобы потом прижать ладони к пылающим щекам. С тоской всматриваюсь в собственное отражение в небольшом зеркале на стене. По скулам расходятся пунцовые пятна. Мало того, что из-за бессонной ночи у меня опухли веки и выгляжу старше самой себя на несколько лет, еще и это. В таком виде вообще не стоило бы появляться перед мужем. Очаровать не получится. И хотя цель совсем другая, осознание этого удручает. Растирает в пыль остатки уверенности. Я кусаю бесцветные губы, чтобы придать им хоть немного краски, стираю дорожки слез на щеках и возвращаюсь в фойе. И там неожиданно обнаруживаю, что за несколько минут, пока меня не было, что-то произошло.

Вокруг царит суета, холл снова полон людей. Только сейчас это не пациенты и не посетители: в основном медперсонал. И все куда-то спешат. Воздух гудит, но в этом гуле ничего невозможно разобрать.

Смятение внутри разрастается, становится страшно, что это нечто помешает нашей встрече с Максом. Мало нам своих собственных проблем, так еще и извне что-то вмешивается.

Я рассматриваю среди медиков девушку из отделения Максима и бросаюсь к ней. И в последний момент понимаю, что не помню имени — мы виделись всего пару раз. Она может меня даже не узнать.

Узнает. Коротко улыбается, кивая в знак приветствия.

— Вера Аркадьевна!

Надо же, даже имя помнит в отличие от меня… Неловко, но переключаюсь на то, что собиралась спросить.

— Что случилось? — я оглядываю помещение. — Куда все так торопятся?

— Большая авария за КАДом. Скорые не могут проехать, там огромная пробка. Наша больница ближайшая, вот и попросили приехать бригаду специалистов. Будем пытаться как-то помочь на месте, пока разбирают заторы.

Я растерянно киваю, замирая с застывшим на губах вопросом. Глупо уточнять, поедет ли мой муж в составе этой бригады. Максим перестанет быть самим собой, если не сделает этого.

— О, вот и Максим Олегович, он сам вам все объяснит, — произносит девушка и спешит дальше. А я медленно оборачиваюсь.

У него под глазами залегли тени. Лицо помятое, на губах в нескольких местах — кровавые трещинки от сухости и усталости. Сколько часов провел на ногах без воды и еды? И снова нет возможности отдохнуть…

— Я хотела поговорить… — опережаю его вопрос.

Максим кивает.

— Поговорим, Вер. Позже. Сейчас я должен ехать, там авария и…

— Я знаю, — останавливаю его. Не хочу отпускать, тянуть с объяснением, но и удерживать не могу. Не имею права. Он все равно уедет, а я себя возненавижу, если встану сейчас на пути.

Силюсь улыбнуться.

— Освободишься, приезжай, пожалуйста. Нам очень многое нужно обсудить.

Макс снова кивает.

— Поезжай домой, только возьми такси, не ходи одна так поздно, — на мгновенье прижимается губами к моему виску. — Я заеду, когда вернусь. Люблю тебя.

Бросает вроде бы невзначай, но эта последняя его фраза заставляет меня вздрогнуть. Совсем не такие слова я ждала после того, что наговорила сама. А он… он как будто даже не упрекает. Смотрю ему вслед, едва не падая на ставших ватными ногах. Ежусь, обнимая себя за плечи. Мне кажется, что снегопад за окном прорвался внутрь. Стало еще холоднее, и сердце рвется на части от жуткого предчувствия, что разговора, которого я так жду, не будет.

Глава 38

Добравшись до дома, я не решаюсь беспокоить Максима, чтобы узнать, как идут дела. Понимаю, что ему не до этого. Сходя с ума от волнения, роюсь в интернете, находя, наконец, информацию об аварии.

Там действительно серьезный затор, пробка и не думает рассасываться. Машины по-прежнему не могут подъехать на нужное расстояние. Очевидно, что все затянется надолго. А это значит, Макса в ближайшее время я не увижу. Даже когда он освободится. Наверняка не сможет сразу приехать: попросту не останется сил на разборки с женой.

В ушах не перестают звучать слова, которые он сказал мне в больнице. Незаслуженные, неожиданные слова о любви. Муж оказался гораздо мудрее и терпеливее меня. Даже после моего жуткого заявления все равно сохранил доброе отношение. А меня на это не хватило.

Обновляю страницу в сети с жалкой надеждой, что что-то могло перемениться к лучшему. И с тоской прикрываю глаза. Хотя непосредственно Максиму ничего не угрожает, кроме безумной усталости, сердце все равно не на месте. И это состояние только возрастает с каждой минутой.

В который уже раз сбегаю от реальности, вчитываясь в строчки старого дневника. Шуре все-таки было куда сложнее, чем мне, но она сохранила и терпение, и человечность.

Ленинград, январь 1941 г.

На работе действительно стало легче. А может, у Шуры просто не осталось времени на переживания и жалость к себе. Боли и страданий вокруг оказалось так много, что ее собственные теперь казались незначительными.

Здесь, в госпитале смерти было еще больше. Не только от слабости и голода, но и от ран. Не хватало лекарств, бинтов, самого минимума, без которого нельзя обойтись. Без которого жизнь вытекает по капле, на глазах тает в измученных, обессиленных телах.

А еще тут находились люди, изнемогающие от тоски и одиночества. Терзающая их душевная боль была куда сильнее физической. Многие остались без близких, у кого-то родные находились слишком далеко.

Им так хотелось помочь. Хоть как-то облегчить страдания от зияющих ран в душе.

Шура почти перебралась в госпиталь. Возвращалась домой лишь на ночь, да и то не всегда, предпочитая дежурства угрюмой тишине одинокой квартиры. Рядом с теми, кому