В мире снов нет правды и лжи. Здесь только вероятности. Прошлое, будущее и настоящее смешаны в одно. Что когда-то видел, думал, знал… Мечты оживают и предстают в гротескно-чудовищных образах, зовут за собой, тянут в омут безумства несостоявшегося.

Но и пугаться не стоит. В каждом образе – знак, символ. Его можно прочесть. Только нужны время и сила.

Звездные руки Грабара ухватились за полотно реальности, рванули на себя. Послышался треск, потом – одобрительный смешок Чеха. Реальность расползлась обтрепанными краями, осыпалась алмазной пылью на пол.

Сны шипели, шептали, звали миллионами голосов тех, кто спит и будет спать. Во сне можно все. Главное – понять это. Звездная пыль засверкала ярче, скрутилась перед взором длинным жгутом, на который упали кривые тени, напоминавшие уродливые тонкие руки. Одни, вторые, третьи… Слишком много, слишком опасно.

Грабар зло и весело улыбнулся. Нет, не выйдет. Сновиям тут кормиться нечем. Маленькие мерзкие создания, которые насылают во снах безнадежность и отчаяние. А Читающих Сны заводят так глубоко в подсознание, что есть потом риск не выбраться.

Тоненькие ручки исчезли, испуганные решимостью Грабара. Смелых боятся. Всегда. А вот с трусами куда легче. Схватился за переливающуюся бледно-желтым светом неуверенность – и тяни сколько хочешь, вей воздушные веревочки, опутывай пульсирующий страх.

Грабар потянулся к Яне. Отодвинул ненужное эхо чужих снов, устремился к напарнице. Обратная сторона запястья вспыхнула короткой болью. Тьма разошлась, выпуская на волю смолянисто-красную нить. Кровавые брызги разлетелись во все стороны, зависли налитыми ягодами в пространстве.

– Хочешь чувствовать кого-то, – возник в мозгу голос из прошлого с ленивой тональностью Городового, – лучше, чем других, – нужна кровь. Его и твоя. Тогда эту связь ничто и никто не нарушит.

С Яной она была. Грабар хорошо помнил тот ледяной январский вечер, когда первый раз пропала связь. Колесник довела себя до истощения и свалилась в обморок, утеряв способность здраво мыслить и рассчитывать силы.

– Вырежи ее имя на руке – никогда не потеряешь душу.

Городовой был прав. И хоть ритуал был и диковат, но Грабара это даже позабавило, а Яна отнеслась с безразличием. Тогда она вообще не была похожа на себя. И было очень тяжело.

Нить превратилась в спираль. Потянулась сквозь живое тело снов к крови Слышащей Землю.

Грабар вздрогнул. Метки из соли и песка, боли и гнева стоят везде, где только можно дотянуться. Чужие, холодные… старые. Олег сделал шумный вдох. Кто-то играет с Яной, дергает за ниточки, словно марионетку. И сама Яна выбраться не сумеет – слишком сильное воздействие. От меток пахло металлом и чем-то кислым. Кислое – это кошмар. Горькое – болезнь. Морозно-свежее – счастье.

Грабар скользнул по нити дальше, почувствовал, как попал в вязкое пространство прошлого. Перед глазами вдруг с необычайной яркостью развернулась картина: ночь, костер, люди. Все высокие, смуглые, темноволосые. Мужчина в кожаных доспехах – статный, с гордым разворотом плеч. Сгорбленный старик. В его черных глазах отчаянье и страх. Красивая женщина в кольчуге смотрит на него хмуро, без капли жалости. Еще один сухощавый воин с жестоким изгибом тонких губ одной рукой держит за волосы изящную девушку, стоящую на коленях. Другой – острый длинный кинжал с рукоятью в виде грифона.

– Твой лживый язык послужит хорошей платой за сказанное, Зурет, – глухо произнес мужчина в доспехах.

Девушка рванулась из рук воина, но тут же вскрикнула от боли. Мужчина взял кинжал, рукоять-грифон хищно блеснула в отблесках голодного пламени. Женщина с косой не шелохнулась, сложив руки на груди.

Старик рухнул на землю перед ней.

– Тиргатао, заклинаю тебя…

Но та даже не разомкнула губ. Только одарила таким холодным взглядом, что впору было заледенеть.

– Когда ты звал Того, из кургана, то смеялся. И не думал о Тиргатао и ее людях. Не думал о том, что вышло из моря. И теперь… твоя дочь ответит за твой грех.

– Нет-нет-нет! Умоляю вас, – залепетала девушка.

По ее щекам покатились слезы, губы побелели. Еще секунда – и потеряет сознание. Да и как от такого не потерять…

Мужчина в доспехах поднял руку. Старик вдруг вскочил на ноги и с криком кинулся на него. Удар, стон – обмякшее тело рухнуло под ноги стоявшего, и седые волосы разметались по песку.

Мужчина сделал шаг к девушке. Она жалобно застонала, дернулась в последней отчаянной попытке уклониться. Воин второй рукой сжал ее подбородок, открывая рот.

– Ты проиграла, Зурет, – прошептала Тиргатао. – Будь ты проклята. Натай, вырежи ей язык.

Крик захлебнулся, мерзко булькнул, полумычание-полувой – дикий, как у обезумевшего животного, – унесся в ночную мглу.

Грабара бросило в жар. Виски пронзило болью, с выдохом сорвался хрип. Перед глазами потемнело. Уже не от игры с миром снов, а от затраты сил. Далековато забрел, хотя вроде и не пытался этого делать. Но метки…

На его плечи вдруг легли чьи-то ладони. Он вздрогнул, но тут же услышал голос Чеха:

– Не заходи так далеко. Потом не достану.

От этих прикосновений в тело полилась сила. Чистая, прозрачная, как весенний ручей. Частично стерлись неприятные ощущения. Увиденное словно не доходило до сознания. Разумом Грабар понимал, какой только ужас предстал глазам, но внутри была выжженная пустота.

– Вот и славно, – послышался голос Чеха. – Хоть кто-то из вас двоих умеет ставить щит. А то сидеть нянькой при тебе мне как-то не с руки.

Грабар поморщился. Ирония с долькой презрения, звучавшая в голосе Чеха, на подвиги вдохновить не могла. Он повел плечами, стараясь высвободиться из чужих рук, но вмиг окутавшая слабость заставила только поморщиться. А может, просто нельзя избавиться от прикосновений Следящего, когда тот против?

– Далеко улетел, – лениво заметил Чех и кивнул на кучку пепла на столе. – Видел, как карты вспыхнули?

Грабар оторопело уставился на пепел. Господи. Да как же это? Его карты. Внутри вдруг все сжалось. Нет, этого просто не может быть. Они служили ему четыре года. И так, за какое-то невнятное видение сгорели в момент.

Стало бесконечно жалко. И карты, и себя. Он мотнул головой. Так, не расслабляться. Не хватало еще показать расстройство при Следящем.

– Ничего страшного, – сказал Чех. – Просто они не способны вынести тебя на нужный уровень. Слишком слабые.

Он убрал ладони, вмиг по телу пробежал страшный холод. Грабар неосознанно обхватил себя за плечи. Странно это – стучать зубами в жаркую июльскую ночь. А вот… иначе никак.

– Кофе у тебя в верхнем шкафчике? – как ни в чем не бывало спросил, будто это было нечто привычным и обыденным.

Грабар сжал виски и сделал глубокий вдох, прикрывая глаза.

– Да, – хрипло ответил он. – Только кофе мне никогда не помогал.