Поскольку наши попытки оживить Джеффри не увенчались успехом, я взяла трубку стоявшего на столе телефона и набрала 911, но, как выяснилось, в этом не было необходимости. Чудесным образом полиция уже прибыла.

– Ой, слава Богу! Я только что набрала ваш номер. – Я вздохнула с облегчением, увидев одного из доблестных представителей местной полиции.

– Стоять! – рявкнул он, направив на нас с Шэрон пистолет. – Положить телефон! Руки вверх! Не двигаться!

Я послушно подняла руки вверх. Шэрон подбоченилась и насупилась.

– А чего это вы на нас орете? – набросилась она на полицейского. – Мы пытались помочь этому бедолаге.

– Стоять, я сказал!

– А я и стою, – пробормотала Шэрон, стуча зубами. – Кому-то нужно выключить тут кондиционер.

Копа это не развеселило. Он по-прежнему держал нас на мушке, даже когда в кабинет вошел второй полицейский с оружием на изготовку.

Я чувствовала себя рецидивисткой, пока не вспомнила: единственное мое преступление состоит в том, что я запала на мужика, который, похоже, хотел изменить мне с моей сестрой.

– Проверь ему пульс, – велел первый коп второму, имея в виду Джеффри.

Второй коп сунул пушку в кобуру и присел на колено возле тела.

– Забудь о «скорой», – бросил он, не обнаружив пульса. – Этот парень созрел для труповоза.

С этого момента события стремительно покатились под уклон. Первый коп вызвал по рации еще полицейских – как мне показалось, чуть ли не сотню. И не успела я ничего толком сообразить, как тут оказались помощники шерифа из офиса округа Мартин, пара детективов, начальник полиции Сьюел-Пойнта, медэксперт округа, труповоз и маленькая тележка экспертов-криминалистов. А еще здесь толклись представители местной прессы, перехватившие переговоры полиции, соседи, куча соседей, кое-кто из них в пижамах. В какой-то момент этого кошмара копам велели вывести нас с Шэрон и посадить в полицейскую машину. Когда Шэрон начала сопротивляться, жалуясь, что у нее жутко болит голова, и вознамерилась отправиться домой к маме, полицейский начальник сказал:

– В браслеты ее.

Шэрон эта идея тоже не пришлась по вкусу.

– Наручники?! – возмутилась она. – Да вы хоть понимаете, что можете поцарапать мой бриллиантовый браслет?!

Шэрон потрясла правым запястьем.

Коп защелкнул на ней наручники. На мне тоже.

– Надеюсь, вы не думаете, что это мы застрелили доктора Гиршона! – воскликнула я.

– Если его застрелили не вы, то что вы тут делаете, залитые кровью и в таком тарараме? – поинтересовался коп, заковавший нас.

– В тарараме? – переспросила я.

– Ага, – подтвердил он. – Один из соседей сообщил о шуме: две женщины ссорятся возле дома доктора. И вон те полицейские приехали проверить, что тут происходит. Увидев, что входная дверь открыта, они решили, что имеет место взлом, а не убийство.

Убийство, подумала я, и до меня постепенно дошло: убийство! Джеффри Гиршона убили. Кардиолога Джеффри. Обаяшку Джеффри. Джеффри, лживого льстивого сукина сына.

Да, я была обижена и рассержена, что он оказался такой крысой, но вовсе не желала ему смерти! И уж точно не хотела, чтобы меня застукали возле его трупа!

– Ух и разъярится же Мелинда, когда услышит об этом, – тихо хмыкнула я, припомнив ее спич насчет Исторического общества и безупречной репутации, требуемой от его служащих.

Конечно, волновалась я главным образом о маме, а не о работе. Я надеялась, что до нее вся эта история не дойдет. А если дойдет, то не раньше, чем мы с Шэрон первыми расскажем ей обо всем.

– Уводите их отсюда, и мы огородим место преступления, – приказал старший коп тому, кто тащил нас к входной двери. – Пусть посидят в машине, пока мы не отвезем их в участок для допроса.

Для допроса! По убийству Джеффри Гиршона! Мы с Шэрон переглянулись – сначала беспомощно, а потом осторожно. До нас вдруг дошло: независимо от наших сложных отношений и от того, что происходило между нами в прошлом, мы больше не можем позволить себе враждовать друг с другом. Теперь мы превратились во взаимное алиби.

Пока мы с Шэрон сидели в полицейской машине – как нам показалось, целую вечность, – наш дружелюбный коп стоял возле нее, не сводя с рас глаз, и без нашего ведома записывал каждое Слово.

– Поверить не могу, – сказала я сестре. – Это катастрофа.

– Мы теперь никогда не узнаем, кого из нас хотел Джеффри, – уныло кивнула она.

Я изумленно вытаращилась на нее. Да, совершенно определенно, Шэрон в шоке. Я схватила бы ее за плечи и встряхнула как следует, но наручники не позволяли сделать это.

– Он не хотел ни одну из нас, – заметила я. – Этот малый был лжецом, Шэрон. Он и в мыслях не держал того, что нам наговорил.

– Да, лжецом, – согласилась она. – Я забыла. Это из-за чертовой головной боли. Предменструальная головная боль. Самая паршивая из всех, верно? Особенно в сочетании с вздутием живота.

Боже!

– Слушай, Шэрон, смешно спрашивать, но все же, сколько ты проторчала в кустах пока не увидела, как я направляюсь к дому Джеффри?

– Пару минут. – Она пожала плечами. – Откуда я знаю?

– А ты больше никого не видела? Никто не входил в дом или не выходил?

– Нет.

– А слышала что-нибудь?

– Нет.

– А в дом без меня не заходила?

– Нет.

– Значит, ты понятия не имела, что Джеффри…

– Нет.

– Ладно, ладно. Я просто так спросила.

– Ничего подобного! Ты думаешь, что это я убила Джеффри до твоего появления. Признайся!

– Шэрон, я лишь пытаюсь разобраться. Только и всего.

– Ну так разберись вот с этим: я поужинала с мамой в половине восьмого. В половине девятого она ушла к себе смотреть телевизор. Я переоделась и вышла из дома примерно в девять. Остальное тебе известно. Я не убивала Джеффри. Более того, я поверить не могу, что родная сестра подозревает меня в убийстве!

– Не ори, – шикнула я, кивком указав на сторожившего нас копа. – Я вовсе не подозреваю тебя в убийстве Джеффри. Честное слово.

– Премного благодарна! А теперь поведай мне твою историю.

– Мою историю?

– Да. Ты появилась на подъездной аллее дома Джеффри минут в пятнадцать десятого, так?

– Наверное.

– Это твой первый приезд сюда нынче вечером?

– К чему это ты клонишь?