– Вы появились в вашем роду благодаря отцу и матери, – продолжал инструктор, – но не они ваша семья. Те, кто вас окружает, – вот ваши братья и сестры. Ваш архонт – ваш хранитель, ваш свет и лидер. Он ваш патерас – настоящий отец. Ради него вы познаёте боль. Ради него истекаете кровью.

Лора сплюнула кровь, едва не подавившись. Ее архонтом был ее отец.

– Вы будете бороться за арете, но нет смерти более достойной, чем смерть воина, который обрел бессмертие клеоса для себя и своей семьи, – провозгласил инструктор. – Честь. Слава.

Остальные – все, кто находился в зале, – повторяли за ним:

– Честь.

Удар.

– Слава.

Удар.

– Честь.

Удар.

– Слава.

«Они не знают, – говорила себе Лора. – Они не знают, какова твоя судьба».

Она обретет честь и славу. Заслужит клеос и восстановит свой Дом. Нет цели важнее. Дом Персея возродится, ее имя станет легендой.

Кастор попятился в ее сторону, его била дрожь. В промежутках между ударами, Лора видела, как он сопротивляется и как презрительно усмехаются его противники, глядя на него. Сопли и кровь стекали по его лицу, и он часто моргал, чтобы слезы не застилали глаза. Лора схватила его за запястье, помогая удержаться на ногах. Они не упадут. Вместе они проявят себя. Докажут, что заслуживают того, чтобы находиться там.

Когда на них обрушился следующий удар, Лора уже знала, как стереть веселье с этих лиц.

– Спасибо, – проговорила она. И повторяла это снова, с каждым треском дерева о ее плечо, голень, колено. – Спасибо. Спасибо. Спасибо.

– Спасибо, – вторил ей Кастор. – Спасибо.

Снова и снова звучало это слово, пока их голоса не охрипли, а удары не замедлились и, наконец, не прекратились. Инструктор поднял кулак, и мучители отступили назад.

Лора осознала, что все еще держит Кастора за запястье, но боялась отпустить его.

– Достаточно. Умойтесь и переоденьтесь, – донесся до них голос тренера. – Для всех остальных: мы начинаем с первой позиции.

Лора и Кастор захромали к двери. Лора поднялась за ним наверх в раздевалку. Там они нашли красную ткань для хитонов, сложенную аккуратными стопками по размерам, и каждый выбрал подходящую для себя.

Вдоль стены тянулись длинные раковины, а в задней части раздевалки находились душевые кабины. Лора схватила мочалку и, намочив ее, принялась смывать кровь с лица Кастора. Он же осторожными прикосновениями оттирал красные следы с ее лба, щек, подбородка.

Их взгляды встретились, и оба они улыбнулись.

Нет.

Это слово стучало в ушах, колени Лоры подогнулись. Хорошо, что спина успела обрести опору – прислониться к зеркальной поверхности стены.

– Кас… – простонала Лора, соскальзывая вниз.

Его тело было мощным, но в манере держаться не было жесткой уверенности Афины или ледяной сдержанности Филиппа и Аканты. В ней чувствовалась та же неловкость, которую Лора заметила во время их поединка. Застывший и напряженный, словно его мышцы натянулись подобно тетиве, ее друг шел к алтарю.

Кастор – новый Аполлон – казалось, сосредоточился на том, чтобы выглядеть расслабленным и уверенным, держать голову высоко, но время от времени опускал взгляд, словно боялся споткнуться. Пальцы рук сгибались и разгибались по одному, и это повторялось снова и снова.

Лора боялась дышать. То, что она увидела, сокрушило ее. Переливающаяся шелковая ткань его хитона – дар клана, – была расшита золотыми символами его новой божественной сущности. Плечо и часть гладкой мускулистой груди оставались обнаженными, на руках – блестящие перчатки, ноги оплетены ремнями сандалий. Золотой лавровый венок венчал каштановые волны его волос.

На лице нового бога не осталось и следа той дразнящей усмешки, с которой он смотрел на Лору во время их схватки. Оно не выражало никаких эмоций. И если бы она не заметила беспокойство, мелькнувшее в его глазах, то, возможно, вообще не узнала бы его.

«Но это не Кас», – напомнила она себе. Уже нет. Кем бы он не был, кем бы не стал, теперь он совсем другой.

И как это она раньше не сообразила? И, сражаясь, не заметила его потрясающую физическую форму? А ведь когда-то и чистокровные целители, и обычные врачи в один голос твердили, что смерть может забрать его в любой момент. А искры силы в его темных глазах Лора и вовсе приняла за отражение мерцающих лампочек. Убедила себя в том, во что могла поверить. Увидела призрак вместо бога.

Маска удерживала горячий воздух, выходивший из ее легких, лицо обдавало жаром, и Лора почувствовала, что задыхается. Словно почувствовав, что она рядом, новый бог сделал движение в сторону Лоры, но его остановили.

– Мой господин, – позвал Филипп, и Кастор повернулся к Филиппу и Аканте, стоявшим по обе стороны трона. – Мы можем начать? Солнце как раз в зените, ярко сияет для тебя.

– Конечно, – спохватился новый бог и добавил уже более уверенно и твердо: – Мои извинения.

«Как? – Лора по-прежнему ничего не понимала. – Как все это возможно?»

Во время последнего Агона Кастору было всего двенадцать. Он точно не мог убить одного из последних старых богов. Это какая-то ошибка. Должно быть ошибкой.

«Но все же это правда», – прошептал голос в ее сознании. Тогда зачем Кастор появился в том клубе? Как Ахиллиды выпустили его из поля зрения после того, как защитили во время Пробуждения?

Однако увидев, как Филипп предлагает Кастору занять место на троне, Лора вдруг запаниковала. И в позе, и в интонациях Кастора сквозило какое-то напряжение… Это было что-то… Лора впилась глазами в старого архонта, пока новый бог приближался к нему. Слова Кастора вспыхнули в ее голове, как будто он только что прошептал их ей на ухо: «Что-то происходит. Не знаю, кому я могу доверять».

И его отец почему-то так и не появился в зале. И, кстати, Эвандер тоже.

«Филипп собирается его убить», – догадалась Лора. Кем бы ни был Кастор, богом или смертным, он обречен. Он нарушил клятву, данную своему архонту, и пролил кровь, которую не должен был проливать.

Так вот ради чего все это затевалось? Эта иллюзия должна была заманить жертвенного тельца к алтарю. Его принесут в жертву, чтобы Филипп забрал эту силу себе? И Кастор знал это. Не мог не знать.

За сотни лет, которые длился Агон, кланы не раз безжалостно расправлялись со своими членами, невзирая на родственные связи. И все ради того, чтобы отнять силу даже у тех, кого когда-то любили, о ком заботились. Правда, немало было и тех, кто отказывался проливать кровь родных, страшась проклятия, которое падет на его голову. Тот, кто поднимал руку на ближнего, редко доживал до старости.