– У вас здесь есть нужные контакты. Мы не располагаем временем на то, чтобы изготовить их в Штатах и привезти сюда.

– Не проблема.

– Вам необходимо тщательно спланировать вашу работу. Ставки очень высоки, так что забудьте о самолюбовании и душевных порывах. Существует большая опасность допустить ошибку.

– В таком случае снова спрошу вас: что мне делать, если что-то пойдет не так, как надо?

Коркоран оправил свою сутану.

– Если что-нибудь пойдет не так, как надо, то, Стивен, я советую вам помолиться.

Скрипач ждал в квартире.

Sicherheitsdienst узнала адрес нужного человека по телефонному номеру, который сообщила проститутка. Клейст все еще не имел представления о местонахождении радиостанции – этого шлюха, конечно же, не знала. И осведомитель, приведший их к месту приземления парашюта, тоже не знал: информация была строго разделена. За те часы, которые Скрипач потратил на ожидание британского агента, он как следует обыскал квартиру. Он смог доподлинно убедиться в том, что действительно имеет дело с англичанином, и это само по себе было важно – для начала. Еще он знал, что англичанин работает по ночам и отсыпается днем.

Теперь Клейсту оставалось только ждать.

Чуть позже семи утра он наконец-то услышал звук поворачивающегося в двери ключа. Англичанин, что-то напевая себе под нос, направился на кухню, поставил на огонь воду для чая, а потом прошел в спальню, чтобы переодеться в домашнее. Он распахнул дверь гардероба, протянул руку, чтобы взять вешалку… и успел лишь негромко вскрикнуть, прежде чем Клейст, выскочив из-под одежды, схватил его за горло и повалил на пол.

Англичанин сипел, пытаясь сопротивляться, его лицо густо покраснело.

– Что?.. – выдавил он, но тут Клейст с такой силой ударил его коленом в пах, что англичанин оставил всякие попытки сопротивления. Он лишь стонал, из его глаз ручьем лились слезы. Он плакал совсем как девочка.

– Единственное, что мне нужно узнать, это местонахождение вашей радиостанции, – сказал Клейст. Он говорил с сильным немецким акцентом, так как выучил английский уже в изрядном возрасте. Произнеся эту фразу, он снял одну руку с горла мужчины.

– А пошел ты… – пробормотал англичанин высоким надтреснутым голосом.

Англичанин, вероятно, подумал, что противник выпустил его горло, чтобы позволить ему говорить. Но все было не так: Клейст освободил свою руку, чтобы вынуть из кармана скрученную скрипичную струну. Он за какую-то секунду размотал ее и ловко перехватил горло мужчины между выпирающим кадыком и подъязычной костью. Это самое уязвимое место у всех людей. Он пережал дыхательное горло и сонную артерию, и глаза англичанина начали выпучиваться.

Молодой человек не слишком заботился о личной гигиене, понял Клейст. Он, похоже, не мылся несколько дней. Конечно, горячая вода была лимитирована, но это вовсе не могло служить оправданием для неопрятности.

– Я повторяю свой вопрос, – медленно и веско проговорил Клейст. – Я желаю знать, где находится радиостанция, на которой вы работаете. Больше мне ничего от вас не нужно. Если вы ответите на мой вопрос, значит, дело сделано, и я вас отпускаю. Я оставлю вам жизнь. Так что вам совершенно не нужно проявлять чудеса храбрости.

Англичанин попытался что-то сказать. Клейст чуть-чуть отпустил струну – ровно настолько, чтобы тот мог говорить.

– Хорошо! – выдохнул англичанин. – Хорошо! Я вам все скажу!

– Если попытаетесь меня обмануть, наверняка и сами погибнете, и погубите всех, кто с вами работает. – За многолетнюю практику допросов Клейст установил, что угроза смерти обычно оказывается неэффективной. Зато прекрасно действуют чувство вины и инстинктивное стремление защитить друзей и сотрудников. И еще боль: боль быстрее всего развязывает языки. Именно поэтому он поместил струну на совершенно определенный участок шеи. Здесь было больнее всего.

– Я все расскажу! – прохрипел англичанин, трясясь всем телом.

И он рассказал.

Когда он сообщил Клейсту все, что тот должен был узнать, Клейст сделал резкое движение и сдавил скрипичной струной мягкое горло англичанина. В глазах умирающего, прежде чем они выкатились и остекленели, промелькнуло выражение растерянности и негодования. Я выполнил свою часть сделки, казалось, говорили его глаза. Почему вы не выполняете свою?

Клейст никогда не понимал, почему все его жертвы как одна рассчитывали, что смогут с ним договориться? Какой смысл ему был с кем-то договариваться, раз сила все равно была на его стороне?

Когда англичанин скончался, Клейст встал и с дрожью отвращения смыл с рук запах грязного тела.

В Париже имелся специалист по изготовлению фальшивых бумаг – мистер Ален Дюкруа. Меткалф был знаком с ним уже несколько лет и доверял ему настолько, насколько вообще он, человек, живущий потаенной жизнью, мог позволить себе доверять кому бы то ни было. Конечно, подделка документов не всегда была основным занятием Алена Дюкруа, но нацистская оккупация резко изменила его жизнь, как сделала она это со многими. Ветеран Первой мировой войны, раненный в битве при Сомме[37], Дюкруа обладал множеством талантов: он был поэтом, хозяином чрезвычайно популярного книжного магазина и издателем. Дюкруа специализировался на миниатюрных изданиях: дешевых сборниках известных произведений, а также красиво оформленных миниатюрных изданиях произведений прославленных и никому не известных поэтов. На печатных станках, размещенных в небольшом помещении позади книжного магазина, Ален Дюкруа делал и другую высококачественную штучную работу: cartes d'identite, водительские права, мандаты СД, немецкие удостоверения личности – в общем, все, что могло потребоваться маленькой армии отважных борцов Сопротивления. Он был хорошим человеком, делавшим неоценимую работу.

В обличье Даниэля Эйгена Меткалф не раз обращался к Дюкруа, чтобы тот изготовил документы для него и его друзей. Прежде всего Меткалф решил ни в коем случае не раскрывать свое истинное обличье, и не только для того, чтобы обезопасить собственную «крышу». Меткалф хотел по возможности защитить Дюкруа. Старый печатник знал Эйгена как спекулянта, который порой бывал полезен ему самому и его товарищам по Сопротивлению. Дюкруа давно решил про себя, что Эйген никак не связан с политикой, но все же его можно считать сочувствующим или, по крайней мере, заслуживающим доверия.

А сейчас Меткалф очень нуждался в помощи Дюкруа. Поскольку ему предстояло покинуть Францию по железной дороге под именем Николаса Мендосы, ему требовалось разрешение на выезд, выданное правительством Виши. У Дюкруа, единственного из всех людей в Париже, связанных с документами, имелась бумага именно того состава и веса, и никто лучше него не мог воспроизвести типографские оттиски и правительственные печати.