– Вы наш лечащий врач? Сашка вас описал очень близко к оригиналу, – деловито спросила жена Светлова, выловив Жанну в коридоре и проведя опознание. Кажется, это был третий или четвертый день после госпитализации ее мужа.

– Допустим, я врач, – строго ответила Жанна. – Что значит – описал меня и кто такой Сашка?

– Сашка – брат моего мужа, такой дундук в сером костюме. Он сказал, что вы молодая и строгая. И высокая. С очень приятным лицом. Про лицо – дело вкуса, а в остальном совпадение полное, – бесцеремонно пояснила эта особа.

– И что вы хотите от меня? – усмехнулась Жанна. То, что «дундук» в прекрасном сером костюме сказал, что у нее приятное (нет, ОЧЕНЬ приятное) лицо, почему-то моментально подняло Жанне настроение. Может быть, потому что и сам «дундук» был очень даже ничего.

– Что с моим мужем? Он придет в себя? – строго вопросила Лидия.

– Сейчас мы ждем положительных изменений, но пока сказать трудно, – начала было читать привычный текст Жанна, но Светлова перебила, поведя строптиво плечами.

– Какие изменения нам нужны? Чего мы вообще ждем?

– Трудно сказать. Нарушены мозговые связи, я уже вашему… м-м-м… кому-то говорила. Ожидать каких-то быстрых изменений невозможно. Нужна операция, тогда он, возможно, придет в себя. Но сейчас он еще слишком слаб.

– Операция? Еще одна? – удивленно и немного брезгливо осмотрелась вокруг себя красотка. – Здесь?

– А почему бы и нет? – удивилась Жанна.

– Так, понятно. Я так понимаю, мне надо его отсюда переводить, – кивнула она. – Ни памперсов, ни врачей нормальных. Скажите хоть, почему медсестры к нему так редко подходят?

– Когда надо, тогда и подходят, – отрезала Жанна. – И вообще, у меня прием родственников по средам с трех до четырех.

– Считайте, что сегодня среда, – невозмутимо продолжала мадам Светлова. – Я в среду все равно не смогу, у меня пилинг с трех до четырех.

– Вы издеваетесь?! – поразилась таким заявлениям Жанна.

– Что вы?! – саркастически улыбнулась Светлова. – В моем положении сохранение упаковки – тяжелая, практически невыполнимая работа. Скажите, а как у него состояние кожи? Мне показалось, ему нужен массаж. Я могу прислать сюда массажиста.

– Нет, это невозможно. Но я собираюсь назначить ему курс физиотерапии.

– Так назначьте, – фыркнула Лидия. – Может быть, нужно дать вам денег?

– Нет, спасибо, – холодно процедила Жанна.

– Почему? – удивилась та. – Вы что, не берете взятки? Это же глупо!

– Потому что медицина у нас бесплатная, – развела руками Жанна. Насчет взяток – это было не совсем правдой. Конечно, она их брала. И даже любила. Кто бы еще их давал! Но не так же вот, в открытую, при всем честном народе. И не за пациента, в положении и состоянии которого ну никакой динамики.

– Этот бред расскажете на страшном суде. А пока – вот вам конверт. Будем считать, тут мое заявление о назначении моему мужу личной сиделки. Я не могу сидеть тут целыми днями, пусть с ним все время кто-то будет. – И Лидия ловко сунула длинный и пухлый (ням-ням) конверт прямо в глубины истории болезни в руках Жанны.

– Невозможно! – возмутилась Жанна, попытавшись извлечь конверт обратно. Конверт, как заговоренный, совершенно потерялся среди анализов. Вцепился обеими руками за страницы.

– Ничего не хочу слышать. И еще, если что – у вас в истории есть мой телефон. Звоните мне или Сашке. Мы сразу все подвезем, – безапелляционно заявила красотка в «упаковке». – Лекарства, деньги, минералку. Что-то покрепче.

– Послушайте, девушка! – возопила Жанна, но от девушки остались рожки да ножки. Только вился по коридору аромат эксклюзивных духов. А в ординаторской, куда, плюясь и бурля от возмущения, Жанна влетела с намерением немедленно подать жалобу на имя главврача, обнаружилось, что в конверте лежит ни много ни мало две тысячи. И не рублей, а зеленых, шуршащих, пачкающих ручки свинцовой красочкой долларов. С тех пор Жанна терпеливо сносила все удары судьбы в виде ежедневных визитов мадам Светловой. И отчеты давала, и медсестер гоняла, как Макар телят.

– Жанна Владимировна, он у нас не один! Мы ж не резиновые! – возмущались сестры, но Жанна оставалась глуха к их претензиям. Тем более что она знала, что их трудолюбие также подкрепляется щедрой рукой с идеальным светло-бежевым маникюром Лидии Светловой. Жанна всю жизнь мечтала о таком маникюре, да что там, куда уж хирургу маникюр. Моемся, господа, и резать. Не дожидаясь перитонитов. Ногти отрастим в другой жизни.

– Вот что вы тут делаете? Чай пьете? Пейте у Светлова, одновременно легким движением руки протирайте его пролежни, – предлагала «решение» Жанна. – Вам же лучше.

– Фу! Хоть не к еде, Жанна Владимировна. Какие пролежни? Он чистенький, как младенец в педиатрическом, – фыркали медсестры. Впрочем, не безосновательно. Пролежней у Светлова действительно пока не было, уход осуществлялся очень даже пристойный. По их областным меркам, вообще экстра-класса. Так что же Жанна так впрягалась-то? Да просто за весь этот месяц с лишним она против воли все-таки прониклась (не без помощи зеленых купюр, но и не только) особым отношением к пациенту Светлову. Ей бы очень хотелось показать хоть какой-то толковый результат. Ну что бы стоило Светлову, к примеру, на ее обходе (обязательно чтобы его жена и… м-м-м… не только, рядом была) вдруг очнуться, приподняться и протянуть к ней руку со словами:

– Спасибо вам, доктор. Что бы я без вас делал!

– Да что вы, что ты, – ответила бы она, но все бы поняли (включая и… м-м-м… в дорогом костюме), что именно Жанночкины усилия привели к такому удивительному результату. А после они бы все вместе принялись плясать вокруг аппарата ИВЛ[7]хороводом, петь песни и частушки. Словом, вот бы было мило, вот бы хорошо, однако Жанна прекрасно понимала, что при всех ее усилиях никаких существенных изменений в состоянии Светлова ожидать не следует. И это очень огорчительно для Жанны, так как, против воли, как мы уже говорили, она все-таки вступила в значительно более личные, чем требуется, отношения с родственниками больного. Точнее, с родственником. Еще точнее, с… м-м-м… братом пациента. Да-да, речь идет об Александре Евгеньевиче, именно о нем. Потому что если, на взгляд Лидии, он и был дундуком, то, на Жаннин взгляд, выглядел совсем иначе. Когда Жанна обсуждала все происходящее с Машкой, коллегой по медицине и чаепитиям, она говорила об Александре Евгеньевиче исключительно с придыханием.

– Да, мать, ты попала.

– Ну и что? И вообще, таких мужиков в нашем отделении, да чтоб еще на своих двоих, а не на каталке – я такого не помню. И без жены!

– Велика Русь-матушка, а переспать не с кем, – вздыхала Машка. – Значит, новый Ёжик?

– Пока не знаю, – задумчиво качала головой Жанна. – Он воспитанный, заботливый. Брата любит. А что мне делать, если брат его так и лежит, как бревно. Нет чтобы хоть пальцем пошевелить.