Король взял свою невесту под руку, и они направились в церковь, куда был срочно вызван прелат. Народ пошел за ними. После ночного венчания, в то время, как трезвонили все колокола Амьена, король объявил, что коронация должна будет состояться на следующий день.

Вечером жители Амьена радостно отмечали королевскую свадьбу, а Филипп Август пришел к Энжебурж, ожидавшей его в спальне. Он, волнуясь, лег рядом с ней, но через минуту вскочил как ошпаренный.

Юная супруга удивленно посмотрела на него. Филипп Август нервно шагал взад и вперед по комнате, по его лбу струился пот. Решив, что он стесняется, Энжебурж, улыбнувшись, поманила его к себе. Король снова лег в кровать. Через несколько минут он снова встал, и кисти его рук сильно дрожали. Энжебурж подумала, что так и должно быть брачной ночью. Вскоре она поняла, что происходит что-то странное.

Еще три раза он заключал в свои объятия супругу и поднимался с постели, ходил, сжимая кулаки. Наконец королю пришла в голову мысль, от которой он побледнел:

— Я околдован! Меня околдовали!

И, все так же дрожа, он лег с Энжебурж.

Юная королева проснулась утром такой же невинной, какой заснула накануне…

Придворные, подняв молодоженов, проводили к собору, где должна была состояться коронация.

Супруги стояли перед алтарем бледные, а любопытные, заполнившие храм, были удивлены странной неподвижностью их взглядов и печальным видом. Церемония началась.

Архиепископ Реймса в сопровождении двенадцати епископов сначала подтвердил коронацию короля. Потом, повернувшись к Энжебурж, он приступил к обряду ее коронации. В момент миропомазания королевы прелат развязал ей тунику и начертил маслом миро на ее груди крест.

Слабый крик заставил архиепископа обернуться и замереть от ужаса, король был во власти нервного припадка. Дрожащий, с выпученными глазами, Филипп Август тряс кистями рук, так как будто отгонял от себя призраков.

Несколько священников подошли к королю, чтобы загородить его от людских глаз. Коронование королевы было прервано.

Ничего не заметивший народ радостно рассыпался по городу, а Филипп Август признался архиепископу в том, что он почувствовал внезапно отвращение к Энжебурж, перешедшее в припадок.

— Эта женщина околдована, — говорил он, — она сделала из меня импотента. Ее нужно отправить обратно в Данию.

Прелат попытался ему объяснить, что причиной его срыва могло послужить слишком большое желание или слишком большая усталость.

— Я хочу, чтобы она уехала, — сказал король. Датчане, сопровождавшие Энжебурж, были предупреждены о намерениях короля и, объявив, что их миссия закончена, быстро покинули монастырь.

Филипп в приступе ярости отправил королеву в монастырь.

В монастыре Филипп навестил ее месяцем позже по совету своего дяди, архиепископа Реймса, попытавшись еще раз исправить ситуацию.

— Отправляйтесь к ней — и постарайтесь стать мужем. Если вам это удастся, вы вновь обретете душевный покой. Если вам это не удастся, вы все же сделаете нужный шаг, и церковь примет это в расчет в случае расторжения брака.

И с улыбкой добавил:

— Сын мой, считайте, что вся Франция смотрит на вас.

Филипп Август прекрасно знал, что весь народ знал о его брачной ночи, и мысль о том, что вся Франция смотрит на него, не добавляла ему уверенности в своих силах. Скорее наоборот. Тем не менее Филипп Август посчитал, что дядя прав, правильно посоветовав попытать счастье в последний раз. Поэтому ближе к вечеру, июньским днем 1193 года, он направился к месту заключения несчастной восемнадцатилетней королевы.

Приехав в монастырь, он спрыгнул с лошади, повернулся к группе сопровождавших его друзей, сухо сказав им:

— Молитесь!

И быстро пошел к башне, где горевала Энжебурж…

Всадники спешились и принялись молиться, чтобы король Франции смог наконец стать супругом королеве…

Прошло много времени, и друзья Филиппа Августа незаметно для себя увлеклись молитвой. Неожиданно открылась дверь, и появился король. Он был опять в состоянии крайнего возбуждения. По мертвенно-бледному лицу струился пот, кисти рук дрожали.

Друзья не осмеливались приблизиться нему и стояли, не зная, что предпринять.

«Она опять его околдовала», — думали они.

Король подошел, чтобы сесть на лошадь, и у него опять начался приступ. Сжав кулаки, выпучив глаза, сотрясаясь от конвульсий, он стал кричать:

— Я бессилен! Я бессилен! Ничего не поделаешь! Эта женщина действительно заколдована.

Силы покинули Филиппа Августа, и он потерял сознание.

На следующий день о происшедшем стало известно всему Парижу, и каждый комментировал это по-своему:

— Если у короля ничего не получилось, — говорили одни, — значит, у королевы есть какой-то изъян. Может быть, у нее кожа ящерицы.

— Или рыбья чешуя на животе.

— Вот те на. Неужели?! — насмехались сплетники. — Может быть, наш милый государь получил какой-то сюрприз, желая лишить девственности королеву…

— Ну что, например?

— Например? Например, увидел, что она рассталась с девственностью еще в Дании…

Это последнее предположение, неоднократно повторявшееся среди населения, однажды было высказано на горе Сент-Женевьев среди датских студентов и вызвало столкновение. Между теми, кто верил в чистоту королевы, и теми, кто ее отвергал, вспыхнула драка. Странно, но датский король не объявил тогда войну Франции.

Филипп Август активно стал готовиться к расторжению брака, и 5 ноября в Компьене был созван вселенский собор, куда были приглашены прелаты и бароны.

Будучи на стороне короля, церковники признали родственную связь между Энжебурж и… Изабеллой де Эно, первой женой Филиппа Августа, и, следовательно, по их мнению, второй брак был кровосмесителен…

Молодая королева, доставленная из монастыря, ничего не подозревала о кознях. Ее посадили на трон перед собранием, а она недоумевала, что от нее хотят. К тому же, не зная французского языка, не понимая смысла дискуссии, она глазами затравленного зверя смотрела на присутствующих.

Через какое-то время она начала понимать, что происходит. Неожиданно все встали, к Энжебурж подошел епископ и через переводчика сообщил, что брак расторгнут, перечислив причины расторжения, о которых говорилось на вселенском соборе. Красавица разрыдалась, встала и громко крикнула:

— Мала Франсиа! (Скверная Франция!) Рома! Рома! (Рим! Рим!)

Присутствовавший папский посол побледнел. Он согласился объявить о расторжении брака, потому что думал, что Энжебурж подчинится этому, не протестуя. Но ее последние слова взволновали его. Если она обратится к Риму, папа потребует более серьезного расследования…