Я не должна была подчиняться. Я должна была уезжать, прямо сейчас, пока мне предоставили шанс. Я знала это. Особенно учитывая, что ко мне уже вернулись и трезвость мысли, и самообладание.

Но почему-то, привязав Ветра к ближайшей сосне, я подчинилась.

В конце концов, не похоже, что меня привезли сюда для тех целей, о которых я думала. Для осуществления этих целей «корсару» уже предоставили все условия, однако вот она я, живая и невредимая. И пусть коты любят играть с мышками, прежде чем съесть их, — но я полагала, что подобные игры были бы куда интереснее разговоров о Шекспире. Впрочем, если я всё-таки попытаюсь убежать… кто знает, что он предпримет тогда.

Опускаясь на мягкий мох — чуть приподняв юбку, так, чтобы удобнее было быстро выхватить нож, — я сама понимала, насколько жалки оправдания, которыми я прикрываю жгучее нежелание прерывать эту встречу.

Бедная глупышка Ребекка. Слишком смелая, слишком гордая, слишком любопытная, чтобы позволить себе отступить сейчас, когда ты зашла уже так далеко. Вконец заигралась в бабочку, танцующую у открытого огня.

Или увязла в паутине, которой обернулся для тебя этот огонь.

Забавно. Он помог мне сойти с коня, потом я прочла ему сонет — в объятиях, не многим отличающихся от вальсовых. Все эти занятия по отдельности признаны вполне пристойными; однако в сочетании и обстановке, подобным этим…

— Не стоит, — небрежно подтвердила я, в свою очередь стягивая перчатки, наблюдая, как мой собеседник наконец позволяет себе сесть на камень по соседству. — Хотя если Джульетта вполне может удостоиться от меня одобрительных эпитетов, то Офелия, на мой взгляд, жалкое создание.

— Все те девушки, что проливают слёзы над её судьбой, и художники, что вдохновляются её образом для своих картин, с вами не согласились бы.

— А вы?

— Я, к счастью, не девушка и не художник, — заметил мистер Форбиден со смехом. — Вполне естественно, что я нахожу поэзию и красоту в совсем иных вещах. — Положив стек, перчатки и шляпу на колени, он с любопытством подпёр подбородок рукой. — Смерть Офелии — самоубийство или несчастный случай?

— Вы ждёте от меня ответа на вопрос, который вызывает нескончаемые споры вот уже два с половиной столетия?

— Боюсь, ответ мы услышим, лишь если кто-то из магов найдёт способ и смелость пригласить дух старины Уильяма для приятной беседы на спиритическом сеансе. Впрочем, не думаю, что этот смельчак стал бы провозглашать полученный ответ во всеуслышание, ибо ему вряд ли простят подобное святотатство. Так как?

— Не знаю, — честно сказала я, с некоторой досадой понимая, что всё моё недавнее напряжение бесследно исчезло. Не самое лучшее чувство, когда сидишь рядом с тем, в кого в любую минуту может понадобиться вонзить нож. — Я считаю её достаточно глупой и для того, и для другого. Могу только сказать, что умереть вот так случайно было бы совсем уж обидно.

— А что насчёт теории о её беременности от нашего принца датского?

Это было для меня в новинку, но я ответила не задумываясь:

— Нет. Гамлет не вызывает у меня тёплых чувств, однако подлецом он мне не показался.

— Не вызывает тёплых чувств? Как, неужели вы не прониклись его трагедией?

— Мне не близка его одержимость местью, пусть даже окрашенная сомнениями и меланхолией.

— И вы не преклоняетесь перед пылом его сыновьих чувств? — иронично заметил мистер Форбиден. — Может, вы ещё и не считаете месть благородным делом? Но ведь эпоха просвещения уже миновала, а люди во все времена охотно следовали первобытному принципу «око за око».

— Месть может только разрушать, и самого мстителя она разрушает в первую очередь. Деятельность Гамлета привела его к гибели, и за собой в могилу он утянул не только своего коварного дядюшку, но и многих хороших людей, а датский престол в результате перешёл к норвежскому правителю. Вряд ли подобное обращение с отцовским наследием можно считать правильным для кронпринца. — Внимательный взгляд собеседника я встречала спокойно, без всякого смущения. — Месть была его долгом, но Гамлет обязан был действовать тоньше и разумнее, не забывая и о другом своём долге. При текущем раскладе его смерть выглядит абсолютно логичной, не вызывая у меня никаких сожалений, ибо он сам отрезал себе все другие пути.

Когда в устремлённом на меня взгляде мелькнула тень некоего уважения, я ощутила себя куда более польщённой, чем от всех велеречивых комплиментов Тома в свой адрес.

— Не могу не согласиться, — мягко произнёс мистер Форбиден. — А что вы скажете о других мстителях этой печальной истории, о Лаэрте и Фортинбрасе? Они, на ваш взгляд, заслужили свой финал?

И я ответила, а он ответил мне; и солнце медленно клонилось всё ближе к белой вуали падающих вод, пока мы говорили о Гамлете и короле Лире, о Макбете и Кориолане, о Ричарде Третьем и многих других. И в какой-то миг я остро осознала, что хозяин Хепберн-парка — тот, с кем я действительно общаюсь на одном языке, с кем могу говорить обо всём на свете и говорить, что думаю, не подбирая слов, не сковывая себя никакими рамками. Кто, будучи гораздо умнее и мудрее меня, поощряет мою смелость и пытливость моего ума, задавая вопросы, которые мне не задавал и не задал бы никто другой.

Когда в какой-то момент он поднялся с камня, а я, опомнившись, увидела, что лес уже окутывают близящиеся сумерки, ко мне пришло запоздалое понимание: я совершенно забыла и о времени, и о том, зачем в действительности отправилась на эту прогулку.

— Благодарю за беседу, мисс Лочестер, — проговорил мистер Форбиден, протягивая мне руку. — Она действительно вышла весьма приятной. Ваш долг уплачен сполна.

Я вновь принимала её с некоторой опаской, но мои пальцы отпустили сразу же, стоило мне встать на ноги.

— Что ж, вот и всё. — Он надел шляпу и отвернулся, глядя на водопад, поигрывая перчатками, которые не спешил снова натянуть. — Буду скучать по нашим беседам.

— Скучать?.. — спросила я, сама толком не зная, что именно желаю уточнить.

— Скучать. Не думаю, что я буду частым гостем в Грейфилде. А уж в Энигмейле, если вы всё же решитесь стать женой лорда Томаса, и подавно.

Я смотрела на его лицо, внезапно сделавшееся хмурым.

Пока все доводы, которые разум приводил мне и сейчас, и утром — в пользу того, почему это свидание должно стать первым и последним, — забывались в приступе внезапно нахлынувшей тоски.

— Жаль, — тихо произнесла я, не сдержав на губах слово, которое явно стоило бы сдержать.

Услышав это, мистер Форбиден снова посмотрел на меня. Долгим взглядом, в котором на сей раз не было ни улыбки, ни насмешки.

И хищности — тоже.

— Ребекка, поверьте: из всех, кого вы знаете, я — самая неподходящая компания для создания вроде вас, — промолвил он, и в интонации вдруг прорезалась горечь. — Помимо прочих моих недостатков, я старый порочный циник. Который позволил себе любезничать с вами. Который позволил себе стрелять в тот фоморов туз, чтобы отобрать у вашего законного жениха его законный танец. Который позволил себе вытащить вас на эту прогулку, способную вас погубить, и такие мысли, до которых вы при всём старании не сможете додуматься. — Резко отвернувшись, он взял своего коня под уздцы, чтобы повести по узкой тропе обратно к водопаду. — Вот что, мисс Лочестер. Забудьте всё, что я говорил вам о Чейнзах. Выбросите из головы. Вы с Томасом будете хорошей парой, а лорд Чейнз просто по натуре нелюбезен и подозрителен. Желаю вам счастья.