Изящная наездница держала поводья в одной руке, другая была вытянута вперед. На ладони лежал драгоценный камень. Круглолицая, с прямыми волосами, в развевающихся одеждах и украшенная драгоценностями. С загадочной улыбкой Моны Лизы.

— Там прекрасная дама на белом коне, — произнес Стрейкен вслух. Никакого сомнения: та самая всадница.

Он внимательно прочитал надпись на табличке. Там указывалось, что это Гун Дэтянь, китайская богиня удачи. Драгоценный камень в ее руке был жемчужиной, выполняющей желания. Она принадлежала к династии Хань, и Сингапурский совет по искусству определил, что она изготовлена в сотом году нашей эры. В Сингапур она попала в восемнадцатом столетии. Считалось, что она приносит удачу морякам, покидающим порт. Гамильтон упадет, если увидит ее. Должно быть, статуя стоит целое состояние.

«Стоит целое состояние». Что, это действительно его наследство? Он может как-то на нее претендовать? Это казалось вполне вероятным. Статуя стоила того, чтобы ради нее объехать пол мира. Стрейкен не мог оценить ее, но предположил, что скульптура старше двух тысяч лет, вполне возможно, окупит небольшой теплоход для плавания в Карибском море.

Но что ему делать теперь? Украсть? Может быть, это собственность его деда? Может быть, она была военным трофеем? Может быть, он отобрал ее у японцев, а сингапурцы отдали ему ее в качестве благодарности? Возможно, где-то сохранились бумаги, подтверждающие права семьи Стрейкенов на эту статую? Может, дед купил ее у кого-то, кто ничего не знал о ее реальной стоимости? «Реальной стоимости». Гамильтон говорил, что Стрейкен должен был увидеть реальную стоимость запонок, но то, что он увидел, было что-то непонятное. Вопросов у Стрейкена была много. Ответов — ни одного.

Он вышел на залитую солнцем улицу и закурил. Ему необходимо было подумать. Ответ заключался именно в том детском стишке, в этом Стрейкен был уверен. Иначе зачем отец столько раз повторял его, желая, чтобы Стрейкен выучил стишок наизусть? Иначе зачем отец взял с него обещание никому никогда его не рассказывать?

Стрейкен улыбнулся и глубже затянулся «Кэмелом». Ему всегда казалось, что стишок на самом деле довольно дурацкий, с многочисленными повторами и плохо выдержанным размером.

Фрагменты стали складываться в целостную картинку. Стрейкен почувствовал слабость — может быть, легкий солнечный удар. Банбери-Кросс может означать перекресток Банбери: точка, где координаты запонок пересекаются. Это не простое совпадение, что в месте схода координат оказалась статуя на прекрасной белой лошади. Стрейкен не знал, что все это значит, но в одном он был уверен абсолютно точно — в стихотворении содержалась какая-то загадка.

Первое (и последнее) четверостишие он встречал в книгах и раньше, так что тут он был уверен — этот стишок написан не специально для него. Но вот по поводу второго такой уверенности не было. Оно отличалось от других частей и не входило в состав оригинального стихотворения. Теперь он понял, что это четверостишие его дед придумал сам, рассказал его отцу, а отец — Стрейкену. Во втором стишке находится ключ. Он даже вспотел от волнения.

Стрейкен снова зашел внутрь, стараясь вести себя естественно перед камерой. Лошадь была прекрасна. Мускулистая и бесстрашная. Что ему с ней делать? Попытаться забрать? Так она слишком тяжелая, будет много шума, потому что сработает сигнализация, и его арестуют прежде, чем он успеет сделать хоть шаг.

Не сильно-то он продвинулся. Из-за жары у Стрейкена разболелась голова. В любом случае ему нужно было время подумать в более располагающей обстановке, лучше с кондиционером. Хоть его прекрасная дама и верхом, далеко она не уедет. Сейчас только полдень, у него много времени, чтобы узнать о ней побольше.

Стрейкен двинулся обратно по причалу, раздумывая о том, что свое имя он получил благодаря этому стишку. Он сам не знал, что чувствует по этому поводу. Что же, могло бы быть хуже.

Он задумался о том, что первые шесть лет его жизни были подготовкой именно к этой минуте. Насколько было бы проще, если бы отец сказал ему ответ, а не заставлял разгадывать загадку самому. Но в этом заключалась стратегия безопасности его отца. Не все так очевидно и просто. И у Стрейкена должен был быть свой секрет на тот случай, если запонки попадут в плохие руки, руки людей вроде Молли или Верховена.

«Эд поймет». А может и нет. Стрейкен поднял руку, останавливая такси. Он велел водителю отвезти его к национальной библиотеке.

Национальная библиотека и архив располагались в здании с медной крышей, на краю парка «Форт-Каннинг», по другую сторону реки Сингапур. Снаружи здание не выглядело очень большим, но когда Стрейкен попал внутрь, он понял, что ему понадобится помощь.

Он взял билет с номером своего места в очереди. Пришлось ждать пятнадцать минут, пока он высветился на экране. Стрейкен не был в библиотеке со школьных лет и чувствовал себя неловко в окружении такого большого количества книг. Его стихией были цвет и композиция, а не слова.

Он обменял паспорт на временный читательский билет на вахте. Библиотекарь никак не хотел реагировать на его вопрос.

— Вначале заполните бланк запроса.

— Но я не знаю, чего именно хочу, — ответил Стрейкен, — мне не нужны какой-то отдельный автор или название.

— Нет запроса — не будет книг. — Библиотекарь даже не поворачивался в его сторону.

Стрейкен пристально посмотрел на служащего. Судя по надписи на медальоне, висевшем у него на шее, он родился в 1948 году, но выглядел куда моложе. Судя по всему, работа в архиве не слишком обременительная, к тому же библиотекарь, казалось, особенно не напрягался.

— Послушайте, — сказал Стрейкен, барабаня пальцами по столу. Он был готов взорваться. — Мне нужно всего лишь несколько справочников по китайской мифологии. Можете дать мне какие угодно, названия выберите сами.

Библиотекарь продолжал рассматривать монитор своего компьютера. Правой рукой он перебирал клавиши на клавиатуре, а левой придвинул Стрейкену синий листок бумаги.

— Бланк запроса, — произнес он.

— У вас сегодня особенно неудачный день, или вы всегда такой невежливый? — Стрейкен не ждал ответа. — Потому что, если это неудачный день, я сделаю все, чтобы он стал еще хуже.