Господи, какая серьезная жизнь пошла у нее сейчас!

– Мне никогда не хотелось стать взрослой, – призналась она.

Оливер опустил плечи и подарил ей лучезарную улыбку.

– Иногда мне кажется, что жизнь слишком коротка для того, чтобы взрослеть. Часть меня по-прежнему хочет остаться ребенком. Почему-то у меня такое чувство, будто в глубине души вы по-прежнему ребенок.

– Хотелось бы, – вздохнула Вера.

– Вы бы именно этого попросили, если бы могли исполнить одно свое желание? – спросил он. – Вернуться в детство?

– Нет. Я бы хотела вернуться в возраст постарше – может быть, лет в двадцать. – Судя по ее воспоминаниям, тогда она была счастлива – в те ранние дни, когда Росс за ней ухаживал; какое странное слово! Да, тогда она действительно была счастлива, влюблена и впереди у нее была вся жизнь.

Их прервала настойчивая трель телефонного звонка. Оливер покосился на свой письменный стол. Вера поняла, что звонок доносится из ее сумочки. Смутившись, она вытащила мобильник фирмы «Нокиа» и посмотрела на дисплей. Росс звонит из клиники. Она нажала кнопку «Отбой» и швырнула телефонный аппарат назад, в сумку, сама себе удивляясь. И как у нее хватило смелости на маленький акт неповиновения? Вечером Росс устроит ей дикий скандал, но сейчас ей все равно.

Сейчас ей на это наплевать.

– Сюда я почти всегда выхожу в обед, – сказал Оливер.

Вдалеке раскинулись крыши домов; под угрожающе черным небом они расплывались бесформенной черной массой. Суровый ледяной ветер трепал волосы, задирал пальто, но Вера почти ничего не замечала, шагая с Кэботом по тропинке среди могильных плит.

Оливер, в длинном черном пальто, с развевающимися волосами, нес маленькую сумку-холодильник, в котором поместились их бутерброды и две бутылки минеральной воды. Он шел мерной поступью, не торопясь. Вера читала имена, выбитые на могильных плитах. Мэри Элизабет Мэйнуориш, любимая жена, 1889–1965. Гарольд Томас Сагден, 1902–1974. Уильям Персиваль Аидбеттер, 1893–1951. Покойся с миром в Царствии Небесном.

Она подняла глаза на своего спутника:

– Вас привлекает смерть?

Он остановился и показал на могильную плиту Уильяма Персиваля Лидбеттера.

– Знаете, что меня привлекает? Тире. Маленький знак препинания между двумя датами. Я смотрю на чью-нибудь могилу и думаю: тире вмещает в себя всю человеческую жизнь. Мы с вами прямо сейчас проживаем наши тире. Не важно, когда человек родился или когда умер; важно, что он делал между этими двумя событиями. А здесь, на кладбище, мы видим только тысячи безымянных тире, и мне делается грустно.

– По-вашему, нужно выбивать на надгробиях всю биографию умершего человека? А может, какую-нибудь видео-голограмму, представляющую все достижения покойного, которую могут разглядывать посетители кладбища?

– Нет, можно придумать что-нибудь получше, – бросил Оливер, не останавливаясь.

– Вы часто думаете о своей смерти?

– Я стараюсь думать о жизни. Пытаюсь сообразить, как мне поступить со своим тире, чтобы жизнь прошла не зря. Я… – Он вдруг осекся, и они некоторое время брели вперед, не разговаривая. Наконец Оливер нарушил молчание: – Когда теряешь близкого человека, понимаешь, насколько мы беспомощны. Мы запустили человека в космос, мы скоро расшифруем структуру ДНК человека, мы можем на плоту переплыть океан с крошечным эхолотом и скоро, наверное, сможем вызывать дождь по своему желанию. Но многие болезни до сих пор одерживают над нами верх. – Он постучал себя по черепу. – Мы обладаем способностью победить любую болезнь; нужно только найти способ обуздать силу, заключенную вот тут.

– Я тоже так думаю, – согласилась Вера. – Правда, что мы используем лишь малую часть мозга – кажется, процентов двадцать?

– Процентов двадцать от того, что нам известно. Но мы не знаем, что еще заключено внутри нас и откуда мы можем черпать силу.

– Другое измерение?

Они подошли к скамейке.

– Неплохое место, чтобы посидеть, – заметил он. – Вам не холодно?

Вера мерзла, зато холодный воздух – а может, общество Оливера – прогнал приступ тошноты.

– Нет, мне хорошо.

Он достал из сумки сандвич с тунцом и, передавая ей, сказал:

– Наверное, лучше было бы пригласить вас в какой-нибудь модный ресторанчик. Но…

– Нет-нет, я рада, что мы пришли сюда. – Вера не шутила. С каждой минутой, проведенной в обществе Оливера Кэбота, ей становилось все спокойнее, уютнее. И он все больше привлекал ее. А еще она чувствовала себя все свободнее.

Когда она разворачивала целлофановую обертку, снова зазвонил телефон. Она посмотрела на дисплей: вдруг Алек из школы. Но оказалось, что ей снова звонит Росс. Она снова нажала кнопку «Отбой» и бросила телефон в сумку.

– Где вы жили в Штатах? – спросила она.

– В Лос-Анджелесе.

– А в Англии вы давно?

– Семь лет, скоро будет восемь. – Он разворачивал сандвич. Пальцы пианиста, подумала Вера, наблюдая за ним. Внезапно она поняла: в этом мужчине ее привлекает все – даже то, как он разворачивает сандвич.

– Я приехал сюда, чтобы убежать от воспоминаний о сыне. В Калифорнии мне не было покоя. И знаете, оказалось, мне здесь хорошо. Надо только перенастроить мозги так, чтобы вытерпеть здешнюю погоду.

Она рассмеялась:

– То есть, когда ветер пробирает до костей, вы внушаете себе, что дует приятный теплый ветерок?

– Примерно.

Она наконец сорвала обертку со своего бутерброда.

– От чего умер ваш сын?

– От лейкемии. У него оказалась тяжелая форма болезни. Я знал, что средствами обычной медицины Джейку не помочь, но жена отказалась подвергать его нетрадиционным методам лечения, потому что считала: это все равно, что ставить на карту жизнь ребенка. – Оливер криво улыбнулся. – После его смерти я бросил врачебную практику; в обычной медицине слишком многое не имеет ничего общего с заботой о больном. Современная медицина сама посадила себя в клетку, и я решил посвятить жизнь ее высвобождению.

– Что за клетка?

Тишину внезапно нарушил стрекот подлетающего вертолета. В тот же миг телефон Веры зазвонил снова. Бросив на Оливера извиняющийся взгляд, она вытащила мобильник из сумочки.

– Хочу убедиться, что с сыном ничего не случилось, – пояснила она.

Номер звонящего на дисплее не определился.

Она нажала на зеленую кнопку ответа.

– Какого черта ты сбрасываешь мои звонки? – гневно прокричал Росс.

Вертолет пролетел прямо у них над головами.

– Я тебя не слышу! – крикнула она. Голос Росса стал на несколько децибел громче.