Кобыла, рожавшая впервые, тяжело дышала. Время от времени она подавала голос, но это не было обычное радостное ржание, которым она отвечает на сигналы моего автомобиля, когда я проезжаю мимо.

Мне пришлось проникнуть в отроги гигантской матки. В правой руке я держала ножницы, левой тянула. Мальчишки, выпучив глаза, наблюдали за происходящим. Я вытащила плаценту и разложила ее на чистом полу, чтобы проверить, цела ли она. В расправленном виде она похожа на лиловые шелковые штаны. Боясь дышать, разинув рот и засунув руки в карманы, совсем как их отец, стоявший позади, мальчишки следили за моими действиями. Они даже сделали шаг вперед, чтобы лучше видеть. А потом мы все вместе обмывали новорожденного жеребенка. Он уже мог стоять на своих паучьих ножках и тянул морду, пытаясь найти материнское вымя. Не помню, говорила ли я, что горжусь своими руками. Они у меня твердые и гладкие, как лощеная кожа. Под кожей проступают сухожилия кисти, ногти коротко обрезаны. Я никогда не надеваю перчаток. Роды надо принимать голыми руками. Мне кажется, у меня это от мамы. Хоть ей и не удалось сделать из меня пианистку, а руки ее, сильные и чуткие, я унаследовала. Не руки, а орудия, созданные для того, чтобы погружаться в самое нутро жизни. Я не ношу колец на пальцах, ничто не сковывает мои запястья. Мне кажется, я прошла по жизни с раскрытыми ладонями, пропустила сквозь пальцы время — как воду, как песок, ничего не удержав для себя.

Приняв жеребенка, я вернулась домой. Солнце, красное и низкое, светит по-осеннему, но это осень южная. Ночью все покрылось инеем — это случается нечасто в тех краях, где я теперь живу. Я стала плохо переносить холод — а может, просто не хочу его переносить.

Из окна кухни я вижу широкие поля, еще подернутые туманом. Вдоль канав топорщатся кусты, опутанные тонкой паутиной. Она развевается по ветру, как фата невесты. Вдалеке черные коровы вместе со своими телятами лежат в зарослях белых цветов. Каждая травинка сверкает на солнце в чистом утреннем воздухе. Я заряжаю кофеварку и ставлю ее на газовую конфорку, а потом иду к двери поцеловать приехавшего Джио. Его щеки по-прежнему напоминают бархат с наждачной бумагой пополам — то, что меня когда-то очаровало. Он приезжает ко мне каждые выходные и готовится к поступлению в Ветеринарный институт.

Я многому его научила, но и он научил меня многому. Злости и нежности, жестокости и ласке, и властности, которую сменяет покорность. Он вручил мне себя — и я приняла этот дар.

И надеюсь, сохраню его на некоторое время.

Памяти Фрог, Уилли, Миледи, Граффити и Клео

От всей души благодарю сотрудников виллы Юрсенар в Мон-Нуар, где в течение двух месяцев я писала и — мечтала;

Луизу из пансиона “Каза Гарибальди” в Сант’Анджело д’Искья;

Николетту Пачетти, читающую меня между небом и морем;

Изабель и Жана-Кристофа за райские врата в Телемскую обитель;

Изабель Крузе, Жанину Кальве, мою добрую волшебницу из Робиона, — и шлю поцелуй Коллетт и ее Помпону;

Капюсин, Анну, Франческу, Гийома, Г.П. и Стефано. А также Анну-Мари, Даниеля, Даду, Жана-Филиппа и Сурию, Франсуазу и Давида, the gang;

Рене Вюиллермоза;

Анну Кастанья и М.-К. Ромари;

Дельфину

и Вини.