Прошло два часа. Очень хотелось есть. Яблоки и булочки, которые дала бабушка, они давно съели, и в животе снова жалобно урчало. Время от времени школьницы, чтобы как-то согреться, прыгали на месте или бегали вокруг магазина, но это помогало ненадолго. Пальцы рук и ног онемели, щёки и носы у обеих были красные. Холод проникал через ворот и рукава, залезал под подол пальто и неумолимо пробирался к телу, покрывая его мурашками и заставляя сжиматься.

К концу третьего часа девочки наконец вошли в двери магазина. Снег, стаявший с сапог покупателей, образовал в дверях огромную коричневую лужу. В этой луже им пришлось стоять еще довольно долго, потому что очередь у дверей не заканчивалась, а продолжалась дальше, пролегая по диагонали через зал первого этажа и поднимаясь по лестнице на второй этаж магазина, где находился «Отдел зарубежной эстрады». Стоять с промокшими ногами в луже внутри магазина было намного приятнее, чем на морозе снаружи, по крайней мере в магазине было тепло. На первом этаже продавали классическую и русскую народную музыку, на стенах висели портреты Л. Зыкиной вперемежку с портретами П. Чайковского и М. Мусоргского. Во взгляде у всех троих было что-то общее. И Полина неожиданно поняла, что именно: у всех троих на лицах было выражение немого укора, с которым они смотрели со стен на любителей зарубежной эстрады. Продавщицы первого этажа со скучающим видом стояли за прилавком, разглядывая покупателей в очереди и неторопливо беседуя друг с другом. В отделе классической и народной музыки не было ни одного покупателя. «Интересно, кому же они всё это продают, если никто у них ничего не покупает?» – озадаченно подумала Полина.

– Извините, а туалет у вас здесь есть? – осмелилась тихонько спросить Лена проходящую мимо продавщицу.

– Для покупателей – нет! – отрезала та.

– Лен, а ты сбегай в школу по-быстрому, – предложила Полина.

– Да нет, я уже не успею, наша очередь скоро подойдёт. Ничего, я потерплю, – героически ответила Лена, завистливо глядя на спускающихся вниз по лестнице счастливцев, держащих в руках желанные конверты. Чернокожие музыканты на обложке конверта улыбались по-крокодильи широкими белозубыми улыбками.

Прошло еще минут сорок, прежде чем девочки наконец поднялись на второй этаж.

Полина благоговейно наблюдала, как продавщица берет из рук покупателей чеки и выдает пластинки с той неспешной торжественностью, с какой по телевизору обычно вручают правительственные награды. Полина подумала, что в подобной ситуации было бы вполне уместно, если бы, раздавая награды в виде драгоценных пластинок, продавщица пожимала бы покупателям руки и благодарила их за проявленное в очереди мужество. Награждённые пробивались через толпу обратно к выходу, гордо держа под мышкой свои сокровища.

– Один диск в руки! – время от времени выкрикивала продавщица.

Когда до прилавка оставалось всего несколько человек, вдруг, как гром, среди ясного неба, над головами покупателей раздалось:

– «Бони М» больше нету! Всё продано!

Удача, улыбнувшаяся было подругам, растворилась в воздухе, словно улыбка Чеширского Кота. Люди в очереди застыли, как будто отказывались поверить в то, что только что услышали. Полина и Лена тоже оставались на своих местах, всё ещё надеясь на чудо.

– Просьба всем покупателям покинуть магазин. На сегодня продажа «Бони М» закончена! – несколько раз громко крикнула продавщица, стоя в центре зала.

Лена и Полина понуро вышли из магазина. Было уже темно, и на улицах горели огни. Под ногами валялись рухнувшие надежды, над головой висели несделанные уроки.

Удача, которая, как казалось в тот день Лене с Полиной, изменила им, на самом деле не покинула их, а только затаилась на время, чтобы вскоре блеснуть перед ними во всей красе.

Через несколько дней Лена пришла в школу какая-то загадочная. На уроке она бросала на Полину многозначительные взгляды, а когда Полина в ответ удивленно поднимала брови, Ленка прикладывала палец к губам и заговорщически шептала: «Потом, потом».

На перемене она отвела Полину в сторону и, блестя глазами, тихо спросила:

– Угадай, что у меня в кармане?!

– Шпаргалка? – по Ленкиному таинственному виду догадалась Полина.

– Нет!

– Фотография Олега Лукина? – спросила Полина, лелея шальную надежду, что Ленка выкрала фотографию Олега с застекленного школьного стенда.

– Не угадала!

– Карамелька «Барбарис»? – предположила Полина, потому что обычно Цыпочка носила в кармане леденцы.

– А вот и нет!

– Ну, не знаю…

– Сдаёшься?

– Ладно, сдаюсь.

– Пляши! – скомандовала Ленка и торжествующе достала из кармана своего черного школьного фартука маленькую прямоугольную кассету в прозрачной коробочке. На обложке кассеты золотом были выведены волшебные буквы «Бони М». Полина не поверила своим глазам.

– Лен, откуда? – изумленно спросила она, как будто Цыпочка только что вытащила из кармана гигантский алмаз.

– Отец вчера из загранки приехал, – гордо объяснила Ленка.

– Ух ты!

– А знаешь, что он ещё мне привёз?

– Что?

– Портативный магнитофон! – с тихим ликованием сообщила Цыпкова.

– Ну даёт! Везёт же тебе! – только и смогла вымолвить Полина. – А почему ты говоришь шёпотом?

– Для конспирации. А то все сразу начнут просить кассету послушать и зажуют пленку, – объяснила Ленка. – Останемся тогда опять с носом.

– А-а-а, – понимающе кивнула Полина.

Репетировать начали в тот же день после уроков у Лены дома.

Прослушав от начала до конца всю кассету «Бони М», Лена и Полина единогласно выбрали для своего танца песню «Распутин». Во-первых, она казалась им самой динамичной и зажигательной. Во-вторых, несмотря на то, что подруги не понимали, о чем конкретно поётся в этой песне, они явно различали мелькавшие в ней слова «Russia»[4] и «Moscow»[5], поэтому песня казалась им вполне подходящей для школьного концерта. А в третьих, в начале песни был шикарный проигрыш на барабанах, под который можно было придумать эффектный выход. Первую половину танца почти целиком разработала Полина, а вторую – Лена. Репетировали они несколько раз в неделю у Лены в комнате. Придумывая движения, они тут же, чтобы не забыть, зарисовывали их в специальной тетрадке в виде пляшущих человечков. Танец представлял собой смешение эпох, традиций и стилей. Выходили они на сцену друг за другом под барабанный проигрыш на полусогнутых ногах, согнув в локтях руки, словно египетские жрицы. После этого, стоя лицом к зрителям они, вытянув вперёд руки, двигали ногами и бедрами, напоминая гавайских островитянок в ритуальном танце. Во время припева, на словах «Ва-а-а, Ва-а-а, Распутин…» они поворачивались друг к другу спиной и, словно зеркальное отражение друг друга, синхронно повторяли движения популярного в то время испанского дуэта «Баккара». В середине танца, подняв руки вверх и соединив ладони, они делали движения головой, подражая индийским танцовщицам. Потом, активно работая локтями и поднимая колени, они двигались гуськом к правому краю сцены, наподобие папуасов из племени «Мумба-Юмба», а затем тем же манером – к левому краю сцены. В заключении танца они три раза вращались вокруг своей оси, а потом, повернувшись спиной к зрителям, делали несколько пружинистых шагов в глубь сцены, имитируя движения блондинки из группы «АББА» во время исполнения песни «Dancing Queen». Уходили они со сцены так же по-египетски эффектно, как и выходили.