Когда в горницу вбежал сотник Мирон, Прямислава быстро поднялась ему навстречу. Зорчиха и Крестя тоже встали, на лицах всех трех был написан вопрос.

– Кто это? – сразу спросила Прямислава.

– А леший его знает, прости Господи! – Мирон в отчаянии взмахнул руками и пустился уговаривать: – Отойдите от окна и не выходите никто, пока они здесь! Не показывайтесь, а то далеко ли до греха!

– Да кто это?

– Да половец какой-то свалился на наши головы, Сухман, Одихмантьев сын, будь он неладен! Что я сделаю, если у меня два десятка, а у него две тысячи!

– Две тысячи! – ахнула Зорчиха, знавшая, что такими войсками князья ходят отбивать друг у друга города. – Что за напасть?

– Да кто же это в такой силище! – ахнула Крестя.

– Молись, княгиня, чтобы нас не тронули!

– Пронеси Бог тучу молоком! – Зорчиха перекрестилась и зажала в кулаке оберег на поясе.

Прямислава недоуменно нахмурилась: объяснения Мирона ее не удовлетворили. Пока он сам разговаривал во дворе с приехавшими, она разглядела сквозь слюду половецкое лицо и черноволосую голову главного воеводы, но разглядела также и то, что все остальные там были русские.

– Не выходи к ним, душа моя! – умолял ее Мирон. – Такая красавица, а там кмети! Они ведь не поглядят, что ты послушница и воеводская дочь!

– Чьи кмети-то? Можешь ты толком сказать?

– Да чьи бы они ни были, вам от них добра ждать нечего! Быстрее бы их леший унес. Слава Богу, ночевать не будут.

Мирон убежал, а Прямислава все же подошла к окну и осторожно выглянула. Двор был полон людьми, но вид кметей, заводящих коней в конюшни, ничего ей объяснить не мог. Однако, если бы это был Юрий Ярославич или кто-то из его воевод или союзников, Мирон так бы прямо и сказал. А его молчание на этот счет уже внушало некоторые надежды.

Она обернулась к Зорчихе, собираясь послать ее потихоньку вниз – бабка-челядинка никакого особенного внимания к себе не привлечет, – но за дверью послышался тяжелый железный лязг замка! Предусмотрительный Мирон догадался их запереть!

Конечно, две тысячи человек княжий двор, рассчитанный на прием только ближней дружины во время охоты, вместить никак не мог, и основная масса войска расположилась на лугу у реки. Но для князя Ростислава и его ближней дружины ключница Прибава сумела, неизвестно из каких запасов, устроить стол, достаточно неплохой для голодного весеннего времени. У кого-то из смердов нашелся бычок, при нашествии князя Вячеслава угнанный в лес, но теперь попавший-таки под нож; из погребов добыли кислой капусты, моченой брусники, выложили караваи хлеба. Хлеб, правда, был с примесью «болотной муки», то есть растертых корневищ белокрыльника, но мужчины, не исключая и самого князя Ростислава, не были привередливы и остались очень довольны гостеприимством села Ивлянки.

Ключница Прибава старалась вовсю, будто за ее столом сидел сам князь Юрий, благосклонность которого она надеялась вернуть, и усердно угощала гостей, особенно ухаживая за Ростиславом Володаревичем. Она сновала вокруг него то с блюдами, то с ковшиками, то с полотенцем, и чуть ли не каждый раз, повернув голову, Ростислав натыкался взглядом на ее улыбающееся лицо.

– Куда же ты, сокол ясный, торопишься? – приговаривала она. – Отдохнул бы еще! Прикажи, баню истопим, с дороги-то оно в самый раз! Или у тебя дело спешное?

– Надо нам князя Вячеслава догонять, – отвечал Ростислав. – Три дня, говорите, как ушел? За три дня он больше ста верст отмахал, уже за Небель ушел. Едва ли мы его догоним.

– А если не догоните, то к чему торопиться?

– Пригодимся, хоть и опоздаем. Раз уговаривались, так надо ехать. От своего слова мы не отказываемся.

– Как можно! – Прибава поставила кувшин и всплеснула руками, выразительно округлив глаза. – Княжеское слово чище золота, тверже кремня! Раз обещал, надо ехать. Значит, друг ты князю Вячеславу? – спросила она, наклонившись над плечом Ростислава и понизив голос.

– Ну, друг или не друг, как Бог даст, но раз мой отец обещал ему помочь, слово держим, – уклончиво ответил Ростислав. Он еще и сам не привык к мысли, что в борьбе Мономашичей с Изяславичами ему надо поддерживать первых, а не вторых. – А ты чего хлопочешь, голубушка? Все равно уеду, как ты меня ни уговаривай!

– Поедешь, поедешь, княже, удерживать тебя у меня и в мыслях нет! – пылко заверила ключница, а потом, опять наклонясь к самому его уху, зашептала: – А как поедешь к князю Вячеславу, не хочешь ли подарочек ему отвезти?

– Какой еще подарочек? – Ростислав вопросительно поднял брови. – Разве он тут забыл что-нибудь?

– Тише, тише! – шепотом взмолилась Прибава, поспешно оглядываясь, нет ли поблизости кого из челяди или Мироновых кметей. – Тише, не услышал бы кто. Дело это тайное. Я, княже, головой рискую, что тебе об этом говорю. Я тебе добра желаю, так и ты меня не выдай!

– Не выдам, не выдам! – понизив голос, заверил Ростислав. Ему стало любопытно. – Что у тебя за тайна такая?

– Тут в горнице наверху спрятана одна девица… Вернее, не девица, а Юрьева княгиня. Она князю Вячеславу дочерью приходится, и он хотел ее к себе опять взять, когда с князем Юрием поссорился. Забрал он княгиню из Берестья, а по дороге ее Мирон перехватил и сюда привез.

Ростислав обернулся: про то же самое он только вчера вечером слышал от боярина Милюты. Вот только Милюта не знал, что похищенную княгиню увезли не назад в Берестье, а сюда.

– Так она здесь? – недоверчиво воскликнул Ростислав.

– Тише! – опять взмолилась Прибава. – Не кричи, а то услышит кто-нибудь! Ее от тебя прячут, а я по дружбе тебе говорю! Здесь она, той же ночью сюда привезли.

– А почему сюда?

– Сотник Мирон в Берестье ее не везет, чтобы, значит, с князем Юрием торговаться и князю Юрию-меньшому хоть какой-нибудь плохонький городок выторговать.

– А ну-ка показывай! – Ростислав встал из-за стола.

– Нет, нет, княже, не так! – Прибава даже осмелилась взять его за плечо, словно пытаясь усадить обратно. – Если кто-нибудь узнает, что я тебе про нее рассказала, мне не жить! Нет, ты уж сам! Вот что я тебе советую: оставайся ночевать и требуй, чтобы тебе в горнице постель устроили. – Ключница показала глазами на потолок, над которым располагались верхние помещения. – Мирон будет спорить, не пускать, а уж как его одолеть, я тебя учить не буду, сам справишься.

Ростислав не стал спорить, но теперь его взгляд то и дело устремлялся вверх, точно пытаясь сквозь потолок проникнуть в горницу. Слова ключницы подтверждали и женское лицо, мелькнувшее в окне, и выразительные гримасы Тешилы. Оглядевшись, Ростислав кивком подозвал отрока, который сидел на полу с бычьей костью и горбушкой хлеба, дожидаясь, когда князю понадобятся его услуги. Перехватив взгляд Ростислава, Тешило тут же сунул остатки добычи в сапог, размашисто вытер ладони о подол и подскочил к князю, всем видом выражая готовность кинуться хоть в огонь.