Всего несколько дней назад у Эллиота не возникло бы никаких сомнений относительно того, что новоиспеченного барона Крэнема следует убить. В качестве оружия подошло бы любое — шпаги, пистолеты или ножи. Ему бы не потребовался даже темный переулок, и тем более он не стал бы трудиться вызывать мерзавца на дуэль. У него было достаточно веское для этого основание, и за десять лет ничего не изменилось. Правда, на этот раз он, черт возьми, позаботился бы о том, чтобы никто не умыкнул Крэнема под покровом ночи на каком-нибудь торговом судне, направляющемся в Бомбей.

Эллиот понимал, что убийство Крэнема всего лишь дело времени, что оно неизбежно и, наверное, необходимо. Но теперь ему было от этого как-то не по себе.

В первых числах июня Эллиот Робертс, верный своему слову, возвратился в Роутем-на-Ли. Он приехал во второй половине дня на своем гнедом жеребце с дорожной сумой у седла, свидетельствовавшей о его намерении погостить здесь. Эванджелине не хотелось признаваться даже самой себе, что она большую часть последних трех дней возилась в цветниках перед домом в ожидании его приезда. Такое же нетерпение проявляли и дети, спрашивая каждый вечер, нет ли новостей о возвращении мистера Робертса.

Когда он наконец появился, Эванджелина, за которой по пятам следовала собака, срезала цветы. Она пожалела, что не надела что-нибудь более элегантное, но было уже поздно. Несмотря на все ее сомнения, Эллиот вернулся, а с ним возвратилось и тревожное состояние, в котором пребывали ее чувства. Уже знакомая теплая волна накрыла ее, как только она увидела Эллиота, с непринужденной мужской грацией шагающего по подъездной дорожке. При солнечном свете он казался настоящим великаном, плечи которого громоздились под самые облака.

— Мисс Стоун! — радостно воскликнул он, направляясь к ней с протянутыми руками.

Сегодня он был одет очень просто, что тем не менее придавало его облику еще большее могущество и силу. На его лице появилась нежная улыбка. Услышав голос Эллиота, откуда-то из зарослей кустарника появился Фриц и тут же принялся обнюхивать каблуки сапог, как будто подгоняя его к Эванджелине. Она приподняла краешек юбки, чтобы перешагнуть через цветочный бордюр, окаймлявший подъездную дорожку. Эллиот, желая помочь, взял ее за руку и слегка обнял за талию — крепко, но не грубо — и на мгновение прижал ее к себе. От прикосновения его сильных рук по телу Эванджелины будто пробежала дрожь, проникая в самое сердце и в мозг, вызывая там мгновенную панику. У нее закружилась голова, словно у глупенькой школьницы.

Однако Эванджелина не смогла заставить себя отстраниться, с огорчением вспомнив его торжественное обещание больше не флиртовать с ней.

— Мистер Робертс, — с трудом переводя дыхание, сказала она, — вы все-таки вернулись.

— А вы разве думали, что я не сдержу слово? — Эллиот с явной неохотой опустил руки.

Эванджелина улыбнулась, не в силах скрыть свою радость.

— Я думала, что вы, возможно, не вернетесь.

— Почему? — удивился он. — Неужели вы считаете меня таким обманщиком? — Он посмотрел на нее таким пристальным взглядом, что у нее перехватило дыхание и подогнулись колени.

Стараясь избавиться от непонятных ощущений, Эванджелина дрожащей рукой поправила выбившуюся из прически прядь волос и тихо сказала:

— Я и сама не знаю почему. — Затем, как бы спохватившись и вспомнив о правилах гостеприимства, она добавила: — Идемте, я провожу вас в дом.

Он предложил ей руку, и они поднялись по широким ступеням к входной двери.

— Болтон проводит вас в башенную комнату, — продолжала она говорить, чтобы скрыть охватившее ее смятение. — Надеюсь, там было удобно, когда вы останавливались в Чатем-Лодже в прошлый раз?

— Конечно, удобно, мисс Стоун. Мне все здесь понравилось. Это очень приятный дом во всех отношениях, — сказал он, искоса наблюдая за ней.

— Спасибо, мистер Робертс. Я всегда любила комнаты в башне. Там так тихо, никто не беспокоит, а из окон открывается великолепный вид.

— Тихо и никто не беспокоит, мисс Стоун? — спросил он, удивленно приподняв черную бровь. — Почему же в таком случае вы сами там не живете?

Эванджелина чуть улыбнулась и потянулась к шнуру звонка.

— Уединение — это роскошь, которая редко выпадает на мою долю, сэр. Я должна быть рядом с детьми на втором этаже. Это крыло дома более современное, но там нет такого неповгоримого очарования.

— Понятно. А ваши комнаты расположены в южной части, там, где оконная ниша?

Эванджелина не ответила. У ног Эллиота на коврике принялся кататься на спине Фриц, бессовестно выпрашивая, чтобы ему почесали брюшко. Его коротенькие лапки беспорядочно болтались в воздухе. Эллиот наклонился и почесал жесткую, черную как вороново крыло, шерсть собаки. Наблюдая за медленными, гипнотизирующими движениями его пальцев, она вдруг подумала, что, наверное, безумно приятно, когда тебя ласкают такие длинные, изящные пальцы. Ее разыгравшееся воображение прервали неторопливые шаги Болтона.

— Мистер Робертс? Добро пожаловать снова в Чатем-Лодж.

— Болтон, будьте любезны, проводите мистера Робертса… в его комнату. — Эванджелина повернулась к Эллиоту, беспокоясь лишь о том, чтобы он не заметил, как вспыхнуло ее лицо. — Ужинать будем в половине седьмого. Сейчас всего четыре часа, так что я скажу кухарке, чтобы прислала вам легкую закуску, а потом оставлю вас в покое. Позвоните, если вам потребуется ванна. А хотите, можете присоединиться к Гасу и мальчикам, которые гуляют за домом.

Второе предложение, видимо, больше пришлось Эллиоту по душе.

— Где их можно найти? Эванджелина усмехнулась:

— Они на заднем дворе, мистер Робертс. Затеяли там что-то ужасное, причем Майкл и Тео называют это химическими опытами. Можете пойти туда на свой страх и риск. Но предупреждаю, что это связано с шумом, дымом и отвратительным запахом.

Эванджелина направилась к цветнику, чтобы забрать оставленную там корзинку и немного успокоиться. Фриц, однако, не отправился за ней следом, а радостно побежал вслед за гостем. Эванджелина вдруг очень позавидовала своей собачонке.

Эллиот поднялся следом за Болтоном по винтовой лестнице и оказался на пороге той самой комнаты, где однажды ночевал. Он даже дыхание затаил, боясь, что не почувствует прежнего очарования, но все было на месте. Настроение, очарование и то непостижимое чувство, когда кажется, будто в целом мире все идет как надо. А Эванджелина Стоун? Она показалась ему еще более утонченной, чем прежде. Как только он, подъезжая к дому, увидел ее, стоящую по щиколотку в густой траве среди весенних цветов, его охватило какое-то незнакомое чувство. Он даже не смог бы дать этому чувству определение. В памяти всплывали какие-то непривычные слова: кров, пища, искупление. Болтон проводил его в знакомую уютную спальню. Он остался один, но и здесь чувствовалось присутствие Эванджелины, которое давало ощущение мира и покоя, легко и естественно проникая повсюду, как проникает июньский ветерок сквозь легкие занавески на окнах его комнаты.